Рылеев
Безумье, видимо... Гляди-ка,
Как мысли повернули дико!
Сначала вспомнилось о том,
Как в форточку влетев, синички
Сухарь клюют... Кормитесь, птички,
У вас нахальство не в привычке,
Ведь голод и мороз притом;
Кто доживет до переклички
Перед рождественским постом!
Сперва - о птицах. А потом -
Что их воротничок высокий
Белеет. Закрывая щеки...
Рылеев... Господи, прости!
Сознанья темные пути
И вправду неисповедимы.
Синиц высокий воротник
Мелькнул, исчез и вдруг возник
Тот образ, юный, невридимый,
И воротник тугой высок,
Белеющий у смуглых щек,
как заклинанье о спасеньи
От злых предчувсвий... Сколь жесток
Тот век, тот царь. Хотя б глоток, -
Мгновенье воздуха, мгновенье!...
Перед картиной Саврасова
(Весна в детстве)
Вешний грач по свежей пашне
Ходит с важностью всегдашней,
Ходит чинно взад-вперед.
Нету птицы богомольней.
Звон услышав колокольный,
Не спеша поклоны бьет.
Строгий звон великопостный
Понимает грач серьезный,
Первым встретил ледоход,
Первым видел половодье,
Пост великий на исходе,
Все меняется в природе,
И всему свой черед...
В самый светлый день весенний,
В день христова воскресенья,
С церкви зимнего Николы
Разольется звон веселый
И с пяти церквей в ответ
То ли звон, то ли свет.
Старший колокол - для фона:
Звук тяжелый и густой
В день веселый, день святой
Оттеняет перезвоны
молодых колоколов.
Солнце синий воздух плавит,
Жарким блеском праздник славит
На крестах куполов...
Этот день впереди,
А пока погляди,
Как под звон великопостный
Ходит пашней грач серьезный.
Ходит чинно взад -вперед.
Не спеша поклоны бьет.
Польские поэты
Лесьмян - он по вертикали,-
В глубь земли и в глубь небес,
А Тувим - в долины, в дали,
Где на горизонте - лес.
А Галчинский?.. Разве просто
Обозреть его добро:
Зелень, серебро и звезды,
Звезды, зелень, серебро.
1974
Редактор
Такое дело: либо -либо...
Здесь ни подлогов, ни подмен....
И вряд ли скажут мне спасибо
За мой редакторский рентген.
Борюсь, с карандашом в руке.
Пусть чья-то речь в живом движеньи
Вдруг зазвучит без искаженья
На чужеродном языке.
***********
Как были эти годы хороши,
Когда и я стихи писать умела.
Невзрачные, они росли несмело,
И все-таки - из сердца, из души.
1974
***********
Разбила речка поутрУ
Холодное зерцало.
Не верь, что это не к добру,
А верь, что замерцала
В осколках ледяных весна;
На волю вырвалась волна
И радость прорицала.
1975
***********
В.А.
И ты бессилен, как бессилен каждый
Ей возвратить земное бытие,
Но доброе вмешательство ее
Почувствуешь, узнаешь не однажды, -
То отвратит грозящую беду,
То одарит нежданною отрадой.
То вдруг свернешь с дороги на ходу
Поверив ей, что, значит, так и надо.
************
Бессонница
Всю ночь - страданье раскаленное,
О совесть, память, жаркий стыд!..
Чуть голубое, чуть зеленое,
Тот жар лишь небо остудит.
И ни к чему глотать снотворное,
От горькой одури слабеть...
смирись, покуда небо черное
Не станет тихо голубеть.
1975
*****************
Неужели вот так до конца
Будем жить мы, друг другу чужие?
Иль в беспамятстве наши сердца?
Все-то думается: не скажи я
Слов каких-то (не знаю каких) -
Не постигло бы нас наважденье,
Этот холод и мрак отчужденья
Твердый холод, объявший двоих.
1975
*****************
О птицах
И вдруг перестаешь страдать.
Откуда эта благодать?
Ты птиц не любишь в руки брать,
Но песни, песни!..
Воистину - глагол небес:
“Найдись, очнись, ты не исчез,
Воспрянь, воскресни!”
О этом в чаще -соловей,
А жаворонок - в поле.
В полете, не в сетях ветвей,
Один, на вольной воле.
Но он поет лишь на лету
И вмиг теряя высоту,
Впадает где-то в немоту,
Скользнув на землю.
Не сетуй, если он затих.
Послушай песни птиц лесных,
Им чутко внемля.
Когда в сплетении ветвей
Поет как хочет соловей -
Не всем ли дышится живей,
Вольней - не всем ли?
Поет, не улетая ввысь.
У птиц лесных и ты учись,
Доверие душе своей
От них приемли.
1975
***********
Красотка, перед зеркалом вертясь,
С гримаскою горбунье говорила:
“Нельзя сказать, что выгляжу я мило.
Ей- богу, сложена я как горилла”.
И предлагает, ласково светясь:
“Не прогуляетесь ли вы со мною?”
И эта, с перекошенной спиною,
Вздыхая за красавицей плелась.
Вот тебе на! Никак ты пишешь басни?
Да и плохие, что всего ужасней.
Ложись-ка спать, скорее свет гаси.
Уж коль беда с тобою приключилась,
Без тайной зависти свой крест неси,
А басни, притчи... Боже, упаси!
1975
*************
Озираясь, в дверь пролез.
Не красавец, не урод,
Но из комнаты исчез,
Испарился кислород.
Этот гость лишен примет,
Но дышать невмоготу.
От него сойдешь на нет,
Превратишься в пустоту.
Озирается, как вор.
Он хвастун и жалкий враль.
Примириться с ним - позор,
Расплеваться с ним не жаль.
1975
*******************
Что печального влете?
Лето в полном расцвете.
Мучит малая малость -
В листья будто усталость,
Юудто скрытость недуга
В этих листьях зеленых,
И морозом и вьюгой
С первых дней опаленных.
Трудно было не сжаться,
От смертей удержаться, -
То тепло, то остуда, -
нынче весны коварны...
На листву, как на чудо
Я гляжу благодарно.
1975
**************
Когда молчанье перешло предел -
Кто гибели моей не захотел?..
Подходит и трясет меня за плечи:
“Опамятуйся, пробудись, очнись,
Верни себе свой облик человечий,
Почувствуй глубину свою и высь,
Верни себе великое наследство,
Сознание твоих врожденных прав,
И безоглядное любвеобилье детства,
И юности непримиримый нрав.”
1975
**************
Я ненавижу смерть.
Я ненавижу смерть.
Любимейшего я уж не услышу...
мне было б за него и день и ночь молиться:
О жизнь бесценная, умилосердь
Неведомое, чтобы вечно длиться!..
Я ненавижу смерть.
1976
***********
Боже, какое мгновенное лето,
Лето не долее двух недель,
Да и тревожное знаменье это -
Грозы иные, чем были досель.
Не было молнии, брошенной вниз,
Но полосою горизонтальной
Свет протекал над землею недальней.
Медленный гром на мгновенье навис
Бледному свету вослед и обвалом
Рушился с грохотом небывалым,
Задал сквозь землю, гудел под ней.
Лето промчалось за десять дней.
*************
И вдруг возникает какой-то напев,
Как шмель неотвязный гудит, ошалев,
Как хмель отлетает, нет сил разорвать,
И волей-неволей откроешь тетрадь.
От счастья внезапного похолодею.
Кто понял, что белым стихом не владею?
Кто бросил мне этот спасательный круг?..
Откуда-то рифмы сбегаются вдруг.
Их зря обесславил писатель великий
За то бледны, холодны, однолики,
Напрасно охаял и “кровь и любовь”,
И “пламень и камень”, и вечное “вновь”.
Не этиль созвучья исполнены смысла,
Как некие сакраментальные числа?
А сколько других, что поддержит их честь!..
Он, к счастью, ошибся, - созвучий не счесть.
1976
************
Нет несчастней того,
Кто себя самого испугался,
Кто бежал от себя,
Как бегут из горящего дома.
Нет несчастней того,
Кто при жизни с душою расстался,
А кругом - все чужое,
А кругом ему все незнакомо.
Он идет как слепой,
Прежней месности не узнавая,
Он смешался с толпой,
Но страшит суета неживая,
И не те голоса,
Все чужое, чужое, чужое,
Лишь зари полоса
Показалась вечерней душою...
1976
*********************
ИЗ РАННИХ СТИХОВ
Ночь
Ночь нависает стынущей, стонущей,
Натуго кутая темнотой.
Ласковый облик, в истоме тонущий,
Манит, обманывая тобой.
Искрами злыми снега исколоты.
Скрип и гуденье в себе таят.
Даль недолетна. Лишь слышно: от холода
Звезд голубые хрящи хрустят.
1927
*****************
Звезда
Когда настанет мой черед,
И кровь зеленая замрет,
И затуманятся лучи -
Я прочеркну себя в ночи.
Спугнув молчанье сонных стран,
Я кану в жадный океан.
Он брызнет в небо и опять
Сомкнется, новой жертвы ждать.
О звездах память коротка:
Лишь чья-то креститься рука,
Да в небе след крутой дуги,
Да на воде дрожат круги.
А я, крутясь, прильну ко дну,
Соленой смерти отхлебну.
Но есть исход еще другой:
Не хватить сил лететь дугой,
Сорвусь - и оземь. В пышный снег.
И там раздавит человек.
Он не услышит тонкий стон,
Как песнь мою не слышал он.
Я кровь последнюю плесну
И, почерневшая, усну.
И не услышу не толчков,
Ни человечьих страшных слов.
(А утром скажут про меня:
- Откуда эта головня?)
Но может быть еще одно
( О если б это суждено):
Дрожать, сиять и петь всегда
Тебя, тебя моя звезда!
************
Полдневное солнце дрожа растеклось,
И пламень был слизан голодной луною.
Она, оголтелая, выползла вкось,
До скул налакавшись зенитного зною.
Себя всенебесной владычицей мня,
Она завывала багровою пастью...
В ту ночь подошло, чтоб ударить меня,
Суровое бронзоволикое счастье.
1929
*************
Ранняя утрата
Стоногий стон бредет за колесницей, -
Стоногое чудовище с лицом
Заплаканным... Так, горе. Это - ты.
Тяжкоступающее, я тебя узнала.
Куда идем? На кладбище свернули.
Тебе другой дороги нет, о скорбь!
Чудовище стоногое с душой
Единой и растерзанной на части.
Ты разбредешься множеством страданий,
Как только мы опустим в землю гроб.
Которое - куда: одно должно
Приказывать, другое - подчиняться.
Но я останусь тут. Я с другом встречу
Ночь первую. Коль мертв - я помолчу.
Но если б жив!.. Мы стали б говорить
Так откровенно, как не говорили.
Низверглась тьма и прорастает мрамор.
Рыдающие ангелы. Пускай.
Они не помешают нам - никто
Тревожить нас, любимый мой, не в силах.
К тебе под землю, верно, проникает
Особая - ночная - темнота?
Качаются железные венки.
Ты, верно, слышишь, как они скрежещут
Раскаяьем?.. Заржавленные звезды
Под тем же ветром жалобно дрожат...
Ты слышишь? Иль не слышишь ничего?
Иль ты другое слышишь, мой любимый?..
1929
************
Море
Тебя, двуполое, таким -
Люблю. Как воздух твой прозрачен!
Но долгий сон невыносим, -
Твой норов требует: иначе!
Наскучил сизый, и любой
Рождаешь ты из мглы глубокой, -
Лиловый, или голубой,
Или зеленый с поволокой.
Днем - солнце плавает по дну,
Пугая встречного дельфина.
Разрезать крепкую волну -
В ней солнечная сердцевина!
Но отступает от скалы,
Почуя тишину ночную,
Темно- зеленые валы
И замыкаются вплотную,
И поднимается луна
Над горизонтом напряженном,
Сквозь море спящее она
Проходит трепетом бессонным.
Одной на свете жить нельзя:
В воде дрожит луна другая,
А волны блещут, голося,
О черный берег ударяя...
Один, втрой, мильонный вал,
А человек смятеньем полон:
Он вспомнил и затосковал
О безначальном, о двуполом.
1929
*************
Соловей
Там, где хвои да листвы
Изобилие слепое, -
Соловей плескал во рвы
Серебром... От перепоя
Папоротник изнемог,
Он к земле приник, дрожащий...
Зря крадется ветерок
В разгремевшиеся чащи.
Он - к своим. Но где свои?
Я молчу, спастись не чая:
беспощадны соловьи,
Пламень сердца расточая.
Прерывающийся плач
Оскорбленной насмерть страсти
Ты беспомощно горяч
И невольной полон власти.
Он взымает, он парит,
А потом одно и то же:
Заикающийся ритм,
Пробегающий по коже...
В заколдованную сеть
Соловей скликает звезды,
Чтобы лучше рассмотреть,
Чтоб друзьям дарить под гнезда...
То ли праздная игра,
то ли это труд бессонный, -
Трепетанье серебра,
Вопли, выплески и стоны,
Ночь с надклеванной луной,
Бор, что стал внезапно молод,
И, просвистанный, сквозной,
Надо всем царящий - холод.
1929
***************
История одного знакомства.
Возник из тьмы,
Бледнел и близился почти неслышно, -
Обломок льда чудесных очертаний:
Совсем как человек. В твоей груди
Дремало племя. Тихо пробуждаясь,
вытягивалось, трогало гортань.
И голос твой,
Тяжелое тепло приняв, густея,
Размеренно над нами колыхался,
То удлиняясь, то сжимаясь в стих.
Суровым словом вызванные к жизни,
Ворчались и ворочались века.
И чудилось:
Стихи смои приносишь ты из края,
Где звезды негоревшие томятся,
Где сказки нерассказанные ждут,
Где чьи-то крылья бьются о решетку
И смерть сидит, зевая на луну.
Ты уходил,
На звезды мертвые легко ступая.
С бесплатным приложением событий,
Опять по росту строятся века.
Похрустывали под ногами звезды.
О, как ты не поранил нежных ног!
Ты врос во тьму.
Тебя не ждали и не вспоминали.
Но дивное свершилось превращенье -
Ты к нам пришел как смертный человек.
(Иль пламя затаенное проснулось
И разбудило стынущую плоть?)
Не ведаю.
Но помню я, что встретились мы в полдень,
Мы встретились на пыльном тротуаре,
Ты еле нес тяжелый чемодан.
(Наверно, звезды, сказки, перстень смерти,
Зуб колдуна, живой змеиный глаз..)
И стал как все.
Ты служишь в Сельхозгизе,
Обедаешь в общественной столовой,
И в комнате есть у тебя постель
Для страсти, сна, бессонницы м смерти.
Но ты поэт и, значит, - чародей.
Твоя душа
Колышется неслышным опахалом,
Сокровищем загробного Египта,
И поверяют в алчущую ночь
О небе, где одно сплошное солнце,
И о земле, затерянной в песках.
1929
*************
Старость
Смысл старости печален и суров:
За радость покарать, унизить наказаньем...
Так, вместо возбуждающих смешков -
Разбухшие мешочки под глазами.
Нет на ладонях ласк. Ослабли пульсы зла.
Любимый отошел - не вскрикнула от боли...
Так ревность ревматизмом заросла
В суставах, не сгибающихся боле.
И вместо властных слов - нелепый лепет льнет
К лбрюзгшим деснам... Смрад оплывшему огарку
Прощаешь, мимо чашки каплет йод
И желчью харкаешь на старую кухарку.
На столике - и пластырь, и псалтырь...
(твоей ли пластике рукоплескали?..)
За окнами - постылое: пустырь,
Да ночь насмешливые звезды скалит...
1929
*************
Рьявол
В.Д.
О рьяный дьявол, черт морской...
Дремучий Рьявол, спящий в туче
Младой воды на дне... Ногой
Обутой камнем и онучей
небрежно скрученной волны
качаешь ты морскую чащу
Нечаянно...
Ты видишь сны...
Волну взьяренну и кричащу
С хрипеньем выдыхаешь ты
На боль предельной высоты.
Несчастный черт, безвестный бог!
Стихия стихла в нем, и разом
Он синей мукой изнемог,
До пены гневался...
Что разум,
Когда в тоске душа и плоть!
И чтобы чрево проколоть,
Бог жрал кораллы.
Бедный черт!
Грозноголосый Рьявол, где ты?
Ты пьяно спишь, полуодетый,
Не накренишь рукою борт
Плавучей дряни...
Смело воры
Кромсают колесом волну.
Ты их не позовешь ко дну,
не вступишь с ними в разговоры
Неравные...
Пускай враги
Плывут спокойно над тобою...
Во сне ты чувствуешь круги
Воды испуганной, но ко бою,
Но к штормам с шрамами на дне,
Но к буре с пеной на спине -
Влеченья нет...
Несчастный Рьявол!
С какой волной ушла душа?
Ты море черное исплавил,
Захлебываясь и спеша,
Но волны все одни и те же.
Ты ослабел и стал все реже
Метаться. Ты залег на дно.
Ни слез, ни гнева - все равно.
Но отзовись мне, бог безвестный!
Проснись хоть раз, одетый бездной,
Безумный бог!
И я живу,
Темнея от бессильной жажды,
Как жаждет пробужденья каждый,
Кто заколдован наяву.
1930
****************
Муза
Когда я ошибкой перо окуну,
Минуя чернильницу, рядом, в луну, -
В ползучее озеро черных ночей,
В заросший мечтой соловьиный ручей, -
Иные созвучья стремятся с пера,
На них изумленный налет серебра,
Они словно птицы, мне страшно их брать,
Но строки, теснясь, наполняют терадь.
Встречаю тебя, одичалая ночь,
И участь у нас, и начало точь-в-точь -
Мы обе темны для неверящих глаз,
Одна и бессмертна отчизна у нас.
Я помню, как день тебя превозмогал,
Ты помнишь, как я откололась от скал,
Ты вечно сбиваешься с млечных дорог,
Ты любишь скрываться в расселинах строк.
Исчадье мечты, черновик соловья,
Читатель единственный, муза моя,
Тебя провожу, не поблагадарив,
Но с пеной восторга, бегущей от рифм.
1930
****************
Из ненаписанной поэмы
Когда из рук моих весло
Волною выбило, меня
Крутило, мучило, несло
Безумие водоогня.
Я душу предала волнам
Я сил небесных не звала,
Не знаю, как возникли там -
Вздымая небо - два крыла.
По волнам тени пронеслись,
И замер разъяренный хор...
Очнулась я. Медузья слизь,
Песок да пена...
До сих пор
Я в жизнь поверить не могу,
В моей груди кипела смерть,
И вдруг на тихом берегу
Я пробудилась, чтоб узреть
Черты пленительной земли,
Залив, объятый тишиной,
Одни гробницы гор вдали
Напоминали край иной.
Направо - мыс: глубоко врыт
В золото-серые пески.
Священный ящер, будто скрыт
От тягостной людской тоски.
То - пращур тишины земной,
Прищуренных на небо глаз.
Он как бы вымолвит: “За мной -
я уведу обратно вас!”
Солнцебиенье синих волн,
Хоть на мгновенье остынь,
чтоб мир был тишиною полн
И жил движением пустынь.
Долина далее... Такой
Я не видала никогда, -
Здесь в еле зыблемый покой
Переплавляются года,
И времени над нею нет,
Лишь небо древней синевы
Да золотой весенний свет
в косматой седине травы...
1931
**********************
Сказочка
Наверху - дремучий рев,
Но метели я не внемлю, -
Сладко спится под землей,
Дрема бродит меж дерев,
Да постукивает землю
Промороженной змеей.
Зиму - пролежу молчком,
Летом - прогляну в бурьяне, -
Ни о чем не вспомню я.
Раздвоенным язычком
Темно-синее сиянье
выжгла на сердце змея.
И не с этой ли змеей
Дрема бродит надо мной?
1931
*************
А на чердак - попытайся один!
Здесь тишина всеобъемлющей пыли,
Сумрак, осевший среди пайтин,
Там, где когда-то его позабыли.
От раскаленных горячечных крыш
Сладко и тошно в душе до отказа.
Спит на стропилках летучая мышь,
Дремлет средь хлама садовая ваза.
Ваза разбита: но вижу на ней,
Не отводя восхищенного взгляда, -
Шествие полуодетых людей
С тяжкими гроздьями винограда.
Дальше - слежавшаяся темнота.
Ужасы, что накоплялись годами,
Дрема, и та, без названия, - та,
Что отовсюду следила за нами.
Нет, я туда подойти не смогу.
Кто-то оттуда крадется по стенке,
Прыгнул!.. Но я далеко, - я бегу,
Падаю и расшибаю коленки...
Помню и лес, и заросший овраг, -
Было куда изумлению деться.
Все - незабвенно, но ты, чердак,
Самый любимый свидетель детства.
*****************
В угоду гордости моей
Отвергнула друзей,
Но этих - ветер, ночь, перрон -
Не вымарать пером.
Они дрожат в сиянье слез,
А плачут оттого,
Что слышны возгласы колес
Из сердца моего.
Но током грозной тишины
Меня пронзает вдруг,
И тело - первый звук струны,
И мысль - ответный звук.
Я узнаю мой древний мир -
Младенчество земли,
И ребра, струны диких лир,
Звучанье обрели.
Певуче движется душа
Сплетениями вен,
И пульсы плещут не спеша
Пленительный рефрен.
Во тьме растет неясный гуд,
Во тьме растут слова,
И лгут они или не лгут,
Но я опять жива.
И вновь иду с мечтою в рост,
В созвучиях по грудь.
Заливистая свора звезд
Указывает путь.
1931
**************
Неукротимою тревогой
Переполняется душа.
Тетради жаждущей не трогай,
Но вслушивайся не дыша:
Тебя заставит чья-то воля
Ходить от стула до стены,
Ты будешь чувствовать до боли
Пятно в луне и плеск волны,
Ты будешь любоваться тенью,
Отброшенною от стихов, -
Не человек и не смятенье:
Бог, повергающий богов.
Но за величие такое,
За счастье музыкою быть,
Ты не найдешь себе покоя,
Не сможешь ничего любить, -
Ладони взвешивали слово,
Глаза следили смену строк...
С отчаяньем ты ждешь былого
В негаданный нежданный срок,
А новый день беззвучен будет, -
Для сердца чужд, постыл для глаз,
И ночь наставшая забудет,
Что говорила в прошлый раз.
1931
***************
Акварели Волошина
О, как молодо водам под кистью твоей,
как прохладно луне под спокойной рукой!..
Осиянный серебряной сенью кудрей,
Возникал в акварелях бессмертный покой.
Я всем телом хотела б впитаться туда,
Я забыла б свой облик за блик на песке.
Легкий след акварели, сухая вода,
Я пила бы на этом бумажном листке.
И, влюбленно следя за движением век,
Озаренная ласковым холодом глаз,
Поняла б наконец, что любой человек
Этот призрачный мир где-то видел хоть раз.
Но когда? Я не знаю и вспомнить не мне.
Это было в заоблачной жизни души,
А теперь - еле брезжит, чуть мниться во сне...,
Ты бесстрашно прозревший, свой подвиг сверши.
Воплоти, что в мечтаньях господь созерцал:
Бурногорье, похожее на Карадаг,
Где вода, словно слиток бездонных зерцал,
Где луна лишь слегка золотит полумрак.
Ты заблудшую душу отчизне верни,
Дай мне воздухом ясным проникнуть везде.
Я забуду земные недолгие дни,
я узнаю бессмертье на легком листе.
1932
**********
Мне вспоминается Бахчисарай...
На синем море - полумесяц Крыма.
И Карадаг... Самозабвенный край,
В котором все, как молодость, любимо.
Долины сребролунная полынь,
Неостывающее бурногорье,
Медлительная тишина пустынь, -
Завершены глухим аккордом моря.
И только ветер здесь неукротим:
Повсюду рыщет да чего-то ищет...
Лишь море может сговориться с ним
На языке глубоковерстой тьмищи.
Здесь очевиднее и свет и мрак
И то, что спор их вечный не напрасен.
Расколотый на скалы Карадаг
Все так же неразгаданно прекрасен...
*************
Лесное дно
О, чаща трепещущей чешуи,
Мильоннозеленое шелестенье,
Мне в сердце - сребристые бризы твои,
В лицо мне - твои беспокойные тени.
Я зыбко иду под крылатой водой,
Едва колыхаюсь волнами прохлады.
Мне сел на ладонь соловей молодой,
И дрожью откликнулись в листьях рулады.
Я вижу сосны неподвижной коралл,
Увенчанный темноигольчатой тучей...
Кто мутным огнем этот ствол покрывал?
Кто сучья одел в этот сумрак колючий?
Я знаю, под грубой корою берез
Сокрыта прозрачнейшая сердцевина.
Их ветки склонило обилие слез,
Зеленых, как литья, дрожащих невинно,
И памяти черные шрамы свежи
На белых стволах... Это - летопись леса.
Прочесть лишь начало - и схлынет с души
Невидимая вековая завеса.
И вдруг засветился мгновенным дождем
Весь лес, затененный дремучими снами...
Как горько мы жаждем, как жадно мы жаждем
Того, кто всегда и везде перед нами!
1932
***************
Стихов не хочешь? Вот тебе -
Прислушайся всерьез,
Как шепелявит оттепель
и как молчит мороз.
Как воробьи, чирикая,
Кропят следками снег
и как метель великая
Храпит в сугробном сне.
Беля надбровья веточек,
Как затвердевший свет...
Февраль маячит светочем
Предчувствий и примет.
Февраль! Скрещенье участей,
Каких разлук и встреч!
Что б ни было - отмучайся,
Но жизнь сумей сберечь.
Что б ни было - храни себя.
Мы здесь, а там - ни зги.
Моим зрачком пронизывай,
Моим пыланьем жги,
Живи двойною силою,
Безумствуй за двоих.
Целуй другую милую
Всем жаром губ моих.
************
Конец года
Не до смеха, не до шуток, -
Для меня всего страшней
Этот узкий промежуток
В плотной толще зимних дней.
Та же кружит непогода,
В тех же звездах мерзнет свет,
Но умолкло сердце года,
И другого сердца нет.
Триста шестьдесят биений,
И впоследки - шесть ил пять,
А потом - в метельной пене
Задыхаться, умирать.
Это вздорю А кроме шуток,
Страшен так, что нету сил,
Напряженный промежуток
От рождений до могил.
1932-1933
************
К жизни моей
О, задержись, окажи мне милость!
Помнят же звери путаный след.
Дай мне понять, когда же ты сбилась,
Как ты плутая, сошла на нет?
Детство?.. Но лишь отрешенным вниманьем
Разнилась я, да разве лишь тем
Гневом бессильным при каждом обмане,
Леностью в играх, скучною всем,
Медленным шагом, взором серьезным...
Мало ль таких, и чуднее, чем я.
О задержись, быть может, не поздно!
Где заблудилась, жизнь моя?
Как ты пленилась тропинкой окольной?
Может, припомнишь, гибельный миг?..
Вот я, как все, за партою школьной,
Только веселья чужда... Из книг
В сердце ворвался, огнем отрясаясь,
Темный, страстями мерцающий мир.
Бледная, в длинных одеждах, босая,
Девушка клонится к волнам...
Шекспир, -
Ты не Офелией, не Дездемоной,
Ричардом Третьим и Макбетом ты,
Грозными кознями окровавленной,
Дикой луною будил мечты...
Кончена школа - разверзлась бездна.
Что ужасало тогда - не пойму.
Слишком уж ты была неизвестна,
Слишком была неподвластна уму...
Жизнь моя, где же наша дорога?
Ты не из тех, что идут наизусть.
Знаешь, затворница, недотрога, -
Есть ведь такое, чем я и горжусь.
Да, я горжусь, что могла ни на волос
Не покривить ни единой строкой,
не напрягала глухой мой голос,
Не вымогала судьбы чужой.
1932
************
Болдинская осень
Что может быть грустней и проще
Обобранной ветрами рощи,
Исхлестанных дождем осин...
Ты оставался здесь один
И слушал стонущие скрипы
Помешанной столетней липы.
Осенний лед, сковавший лужи,
Так ослепительно сверкал
Зарей вечернею... Бокал -
Огонь внутри и лед снаружи -
Ты вспомнил... ( Он последним был
Соединившим хлам и пыл.)
Той рощи нет. Она едва
Успела подружиться с тенью,
И та училась вдохновенью, -
Сгубили рощу на дрова.
Для радости чужих дорог
Три дерева господь сберег.
Их память крепко заросла
Корой дремотой и годами,
Но в гулкой глубине дупла
Таят, не понимая сами, -
Свет глаз твоих, тепло руки
И слов неясных ветерки.
Несчастные! Какая участь!
Но пред тобой не утаю -
Завидую, ревную, мучусь...
Я отдала бы жизнь мою,
Чтоб только слышать под корой
Неповторимый голос твой.
Летучим шагом Аполлона
Подходит вечер. Он вчерне
Луну, светящую влюбленно,
Уже наметил, - быть луне
Под легкой дымкою тумана
Печальной, как твоя Татьяна.
Дорогой наизусть одной
Ты возвращаешься домой.
Поля пустынны и туманны,
И воздух как дыханье Анны,
Но вспыхнул ветер сквозь туман -
Бессмертно дерзкой Дон Жуан.
В бревенчатой теплыни дома
Тебя обволокла истома
Усталости... Но вносят свет,
Вино, дымящийся обед.
Огнем наполнили камин,
Прибрали стол, и ты - один.
Ты в плотном облаке халата,
Но проникает сквозь халат -
Тяжелый холод ржавых лат
И жар, струящийся от злата...
Ты снова грезишь наяву,
А надо бы писать в Москву.
Но сколько душу не двои, -
Что письма нежные твои,
Прелестные пустые вести,
И что - влечение к невесте,
И это ль властвует тобой,
Твоей душой, твоей судьбой!..
Во влажном серебре стволов
Троились отраженья слов,
Еще не виданных доныне,
И вот в разгневанном камине -
Внутри огня - ты видишь их
И пламя воплощаешь в стих.
С тех пор сто лет прошло. Никто
Тебе откликнуться не в силах...
|