Ну и теплынь... Тротуары сухи...
Можно бы в лес отпустить стихи -
Подслеповатых сов.

Можно бы в гости друзей зазвать
Можно в обед завалиться спать
До четырех часов.

Можно для теста дрожжей развести,
Или во вторник пойти развестись,
Снова начать с нуля.

Можно бы окна помыть с утра.
Можно поверить, что дни утрат
Лучшую жизнь сулят

Ногти накрасить на левой ноге.
Съездить в горхолл на концерт БГ.
Выгладить все белье.

Можно представить, что я и ты...
И, наконец-то, полить цветы.
(кто их еще польет...)

Можно загадывать, сколько жить.
Денег Машке в четверг одолжить.
Пиво пить из горлa...

...Жаль, за тонким пергаментом век
Падает желто-лиловый снег -
Я вчера умерла.

Посмотреть на смешную артистку,
за пятак, за всего-ничего,
уколоться иголочкой риска -
моего, моего, моего!

Бродят соки по сосне,
имитируя ток крови,
в деревяшке по весне
от желания любови.

Но итог всегда один
и никто не возражает:
Укротитель буратин
их на ниточки сажает...

Слышу мотив,
Но не знаю нот,
Открываю рот,
что-то сиплю...
Сплю ли я?
Сплю.

Сплюну чернилами
на листок
вот и итог
несколько строк
про то, про это...
Все фиолетово...

Просто Земля
больше глобуса,
но меньше завязи
гладиолуса...
Ты, я...
Может быть, зря?

Моря, страны...
Новым Колумбом
все эти клумбы
открыты...
Страшно?
Скорее - странно...

Март. Наконец-то. Свалявшейся шерстью собачьей
снег вдоль дорог оседает, желтея клоками.
Тает от формул любви, от решенья задачи,
кем-то начерченной веткой, а может, руками...

Боже, как просто все... Небо в косицы вплетает
галочьи крики и ленточки запахов с кухонь...
Узкая улица музыкой марта вплывает
в ракушку комнаты, тесно прижатую к уху…

Паруса отсырели. На палубе утром - роса и туман.
Свесив ноги за борт, наблюдаю за движением моря.
Несмотря на его бесконечность
и недостижимость горизонта, - весь мир вертикален,
и плывя по плоскости воды в никуда,
попадаешь на новый виток спирали, именуемой жизнью.
Это стремление вверх неотступно и необъяснимо.
Надо только забыть про штурвал, поднять якоря,
не сопротивляясь течению времени и пространства...
Ждущие берега - встретят лишь берег, конечно.
Разобрав свой корабль на щепки,
согреются у костра, засыпая под высохшими парусами,
в спасательных жилетах на всякий случай.
Это, в общем, понятно, так же, как желание
стоять на месте, находясь в море.
Ждущие берега - это скольжение вниз,
возвращение к суше, к букве "А"
на столбе автобусной остановки,
к неподвижности кроватей во вращении ночи,
к предсказуемости завтрашнего дня
от утреннего чая до вечерней газеты,
к предопределенности существования по бумажным правилам
и законам всемирного размножения -
от притяжения тел до отвращения к друг другу.
И только ждущие океана - попадут в океан. 

Густое небо вишнего цвета
и звезды - как косточки из варенья
в прозрачной склянке с прошлого лета -
повторенье.

Сорвутся звезды... Но прорастут ли
из них деревья под слоем пыли,
или ранят тебя их пули -
навылет?

Выскреби, вычерпай угощенье -
тягучую приторность неба - ложкой.
Ночь бездонна до отвращенья...
Тошно.

Ворожи и колдуй и пророчь,
медяки моих снов серебря.
И когда я проснусь, эта ночь
саламандрой коснется тебя.

Через времени тонкий песок,
золотистою кожей шурша,
доползет, просочится в висок,
и опять вознесется душа,

В круг слиянья воды и огня
проникая в бесчисленный раз,
по высоким мостам - от меня
до тебя - сновидений о нас...

вот мы и едем
на тандерберде
красного цвета с открытым верхом
по серпантину
горной дороги
едем мы к морю
к морю
к морю

радио, щелкая
пляшет рэгги
в такт пузырькам лимонада в банке
к спинке сиденья
липнет одежда
волосы - к шее
высокая
влажность

босые ноги
ритм отбивают
по сандалиям светлым, скинутым на пол
цепочка на щиколотке
танцует, вздрагивает
и кожу
щекочет

в стеклах очков
плещется солнце
песочные блики снуют по капоту
на поворотах
шипучей пеной
Cola струится
по побородку
к вырезу платья

каплей из тюбика
с маслянной краской
глянцево-красной машины движение
как бы вид сверху
на холст желто-синий
с белым мазком
кромки
прибоя

Все тот же во дворе пейзаж на сером фоне,
Рыдания котов грудные в унисон...
И выдуманный Бог - лишь голос в телефоне -
звонит в который раз, жизнь превращая в сон.

Божественный порок! Зависимость и тяга...
И надо мыть окно, стирать, и суп варить,
А он мне говорит, что снова поздно лягу,
чтоб кофе не пила и бросила курить...

Ах, этот разговор! О ерунде. О вечном.
О вере, о любви, о выборе пути.
И, бросив все дела, я слушаю беспечно.
И чайник закипел... И мне не отойти.

Потом, облокотясь о теплый подоконник,
мечтательно курю, и кофе пью до дна...
А мой далекий Бог, мой идолопоклонник
Все молится с небес распятию окна.

Ну так что я скажу,
если спросишь меня: "Почему
ты так странно живешь -
нараспашку, навзрыд, наизнанку?"
На ходу надевая пальто,
по ступенькам сбегу,
и губу прикушу,
ощущая соленую ранку.

Из холодной руки
так легко выскользают ключи...
Все, что может она удержать -
лишь билетик плацкартный.
Отойди от окна,
и над дверью звонок отключи.
Нынче крупный jack pot,
но у нас с тобой разные карты.

Каждый сам за себя.
А точней, - каждый сам по себе.
И дешевый уют поездов
вновь зеленкой залечит
мои губы во сне
на штампованном сером белье,
придержав осторожно,
сквозь шерсть одеяла, за плечи.

Да, я странно живу,
выгнув мир изнутри, преломив,
словно стебель вода.
Постигая секрет Парацельса
В бесконечной гармонии
сна под ритмичный мотив
перестука колес
по нагретым движением рельсам.

В литровой банке, принесенной вчера из подвала,
(с горлышком, закрытым калькой
и перевязанным красной лентой)
где тусклая лампочка светит лишь в полнакала,
варенье из райских яблок,
собраных тем летом.
Теплый янтарный цвет... И плодов прозрачность,
вываренных в сиропе так,
что видна сердцевина
даже сквозь зеленоватое стекло донца
с какими-то цифрами
и ребристой дорожкой по кругу.

...Это был август. В кухне окно нараспашку.
Осы, дурея, путались в занавеске,
и над плитой кружились, летя на запах,
не обращая вниманья
что я полотенцем
их отгоняла снова и снова...

Время
остановилось, застыло в тягучей капле,
медленно падавшей с ложки
на стол зеленый,
И языком осторожно ее касаясь,
я замыкаю кольцо -
От лета до лета...

Девушка в джинсах
и белой футболке навыпуск,
надпись "IMAGINE" красивыми буквами.
Лето...
На поворотах автобус качает,
и крепче -
детской почти что ладонью -
по поручню, выше...
И ассиметрия плеч
текст немного смещает,
тонкая ткань прилипает
к груди,
и я вижу,
как под заглавными "И" появляются точки,
чисто по-женски
все точки над i расставляя...

мы сбежим по обломкам слов
по хрустящим пескам букв
а за нами стеной - ночь
а под нами - рушится мир

и ягнята привычно молчат
и накормлен досыта волк
и взрывная волна любви
все сметает и жжет дотла

над помпеями наших домов
поднимается пепел вверх
разрывая воздух тугой
только мы уже вышли За,

отыскав вершину холма -
среди шороха прошлых пустынь -
в диких травах нашей весны
в тонких стеблях странных цветов.

Поцелуи наши - бабочки -
невесомы и нежны.
Не любовники - обманщики -
мы друг другу не нужны.

И куда бы мы ни ехали -
никуда не попадем.
Ради счастья, ради смеха ли -
не получится - вдвоем.

Вновь принцессой на горошине
заворочалась весна.
Но, морями огорожены,
верим сказкам не весьма.

Наши души наспех латаны,
ничего не удержать.
От любви, как черт от ладана,
уползаем - два ужа.

И делить уже не хочется
ни квартиры, ни детей.
Остается только корчиться
от бредовости затей:

Обеспечить целость лампочки
в смятке пола с потолком.
Наши чувства - абрис бабочки
убывающим мелком...

РУМБА

Целуй меня в губы
Танцуй со мной румбу
Руки -

то стебли, то плети...
Тела наши вертят
звуки.

Пружина движений
в язвительном жженьи
касаний.

Любви странный танец,
то бархат, то глянец
желаний.

Слепые танцоры
На шпаге минора,
бемоля.

У ритма во власти,
Пронзенные страстью
до боли.

Целуй мои плечи.
Прижмись ко мне крепче,
сгорая

танцующим богом.
Осталось пол-вздоха
до рая.

Еще вчера - говорили, грели брелок ключа
от комнаты с узкой кроватью, шторами цвета пыли...
А сегодня не я, - сумки ремень помнит кожу плеча
твоего.
А мои ладони на вагонном окне остыли.
А мои глаза съела соль, так и не став слезой.
И куда ни смотрю - ничего не вижу
сквозь хрусталика треснувший калейдоскоп!
И сжимая зубы, чтобы не выть бесполезное: мой...,
я за будущее молюсь,
как дурак из пословицы,
о прошедшее в кровь разбивая лоб.

 

ДОМ У МОРЯ

Я на лето сниму старый дом между сосен у моря
Там, где замерло время, уснув в створках ракушек хрупких
Где на стенах букеты из трав пахнут пряно и горько
В чашке с белой эмалью лесные стоят незабудки

Сине-белую скатерть накину на стол у окошка
И в заварочный чайник добавлю душицы и мяты
И до блеска начищу песком все кастрюли и ложки
И прохладные простыни будут свежи и несмяты

И в каких-то неспешных делах вдруг опустится вечер
Станет войлочно шаркать, шуршать и скрипеть половицей
И дрожащий огонь поцелует высокие свечи
И закроется книга с закладкой на третьей странице.

И устроившись в кресле, укутаюсь клетчатым пледом
В летаргическом сне ожиданья тебя и рассвета
И когда ты придешь, я кормить тебя буду обедом
Земляничным вареньем, впитавшем все запахи лета

И лиловая ночь растворит в тишине эту дачу
Будем просто молчать и сидеть, взяв друг друга за руки
И, должно быть, легко и внезапно мы оба заплачем
От спокойного счастья между сосен у моря разлуки

 

Мои губы стали сухими...
Эй, алхимик!
Оживи безумство любви:
наши души - причудливым сплавом
серебра и свинца - в оправе
из вишнево-черной крови!

Кожу вывернув, словно платье,
каждым нервом врастали в объятья,
замыкая губами круг.
И в сияющем ореоле
без условностей, a priori,
от земли оттолкнулись вдруг!

И вдруг стали чисты как дети
над воронкою круговерти,
над никчемным бытом квартир.
В порошок истерлись предметы...
И придумывая приметы
Мы придумали целый мир!

Твои губы стали сухими?!
Эй, алхимик...

Минут сухие колоски
трет время медленно и мелко...
Под серым, сеющим дождем
как все, беги с утра, спеши.
И порция дневной тоски
уже разложена в тарелки.
И меланхолии стакан
на ужин залпом осуши.

Смотри случайное кино
с их зарубежными страстями,
не примеряя на себя
красиво поданый сюжет.
Кивай подругам за вином,
живи чужими новостями,
и не забудь, что твой черед
помыть полы на этаже.

Работа - школа - детский сад,
вот трехвалентная прививка.
Навязанный иммунитет
от вируса шальной любви.
И умиротворенный ад,
как перманентная завивка,
опять смыкается в кольцо
бескровных ежедневных битв.

*** С.Городенскому

я могла бы, наверное, быть той высокой травой -
той зеленой водой, и листвой над твоей головой
лепестком иван-чая с алмазной росой на весу
что хранит тебя здесь, в этом дремлющем тихом лесу

я могла бы, наверное, стать продолженьем строки
отраженьем твоим в амальгаме недвижной реки
или ветром, качнувшим деревья дыханию в такт
просто нежность.
пустяк.
просто так
просто так
просто так...

У меня ничего не осталось.
Ни двора, ни гроша.
Пожалей... Мне нужна твоя жалость,-
не душа!

Пожалей... Неумело, неловко,
как голодного пса
у дверей затрапезной столовки
на часах.

Ни любви не прошу, ни участья.
Унизительней, злей,
дай мне долю собачьего счастья -
пожалей!

Я не плачу. Тебе показалось.
Странно пусто в груди.
Только жалом впивается жалость...
Я довольна.
Теперь уходи.

странно, оно еще бьется
мое сердце - маленькое и уродливое
как и я сама
как весь этот дерьмовый мир
с задолбанными сказками
с путеводителями по болотам
с трясины в трясину
с кочки на кочку
с койки на койку
прыг-скок
как все просто
живя в грязи
протирая утром глаза тиной
не зная нечего слаще клюквы
вдруг за счастье услышать:
хлюп-хлюп
охотники за короной
он идет
который по счету?
пятый? двухсотый?
ах, да - завязать узелок на осоке
я не умею считать
просто жду
подойди
поцелуй мои губы
брезгуешь?
ну конечно
прости
я забыла, что все, что могу
это ползать по ряске
правильно, мордой - в грязь!
здесь мое место
мое маленькое
паршивое королевство
…как тебя обманули, мой ангел
эти лживые книги
с затраханным словом "любовь"
где блядей выдают за принцесс…
что ж ты плачешь?
мне вовсе не больно
беги