 |
|
|
||
|
|
|||
|
|||
|
|
|||
.. Т | вой верный Петер ждет и ждет, и ждет... Мне кажется, ты писем не слала мне Уже две сотни лет... И это вот послужит Сто пятьдесят шестым ответом на твое Давнишнее, истертое на сгибах.... Пишу у полубака. Вместо свеч - Огни на остриях. На море душно. Душно. Мне кажется, что будто по пятам За нами стелется ужаснейшая буря, Не в силах нас догнать... А небо крепко, Как будто бы прибитое гвоздями С алмазной шляпкою. Иль - занавес Шекспиров, И на табличке : "Тихий океан". Иль нет : "Атлантика". Иль нет, навроде : "Остров Уайт"... Шныряют ведьмы воздуха сырого, Заваривая кашу Приближенья, И кроме них - ни звука, ни души... Порой мне кажется, что даже мы бесплотны, Как точка среза острой гильотины Среди трагедьи слипшихся волос. .. Меня так беспокоит эта мысль... О главном. Как ты живешь? Как ты живешь, красавица моя? Как там наш белый домик? Мельница на взгорке? Как - соловьи ? Утес на берегу? Песок - Все так же ли следы твои целует, Как завещал я ? Долгими ночами Беззвучного теченья под луной Беззвучною - твой облик обеззвучел, Замедлился : В девятой кругосветке Я лишь заметил слабый поворот Точеной шеи, Искорку в глазах И приоткрывшийся в улыбке уголок Блаженных уст. И я еще надеюсь На слово их В двадцатом обороте... Пусть это будет - дождь. Гроза. Взгляд звезд мне неприятен. Я сотни лет не видел облаков, Хоть чувствовал движенье за спиною. Так пусть же лучше - ты! Твой верный Петер ждет... 29.5.95г. |
.. М | не все мерещится : Мы - призраки, мы - сон... Да, ветхость балок, запах древесины, Соль редких брызг, скрип старого руля, Блеск ясных линий в черном развороте Старинной Книги - той, что не прочесть До дна, - все, все доступно мне. Я глажу, А иногда, признаюсь, украдкою - кусну Обветреный канат, и вкус смолы приводит Меня в смешное исступленье жизни... Но и тебе, наверное, приходит На память детский сон, реальнее всего, Что видела на свете, бывший. Живший Взамен тебя. Всамделишней тебя... Бывает, человек проносит нежность плоти Такого сна, как светоч жизни здесь , В инаком мире... А вчера наш штурман - С его-то пегой бородой смешной! - Взялся читать нам Гамлета... Я вдруг почуял трепет Сознания решенности всего : И страха смерти, И актерской маски. И - времени, в котором мы плывем - Лишь руль переложить - И не переживая Одной лишь нежности Офельиных цветков... Как речь зашла о руте... Горькой руте... И море льнуло к борту телом всем, Как тот глухой, прислушиваясь к току Симфоний, содрогаясь сонно - Все это вдруг слилось - И ночь - И звезд насмешливых я понял лепетанье, Свободу вод И крылья фей и ведьм... Все вдруг - слилось, И сон неповторимый течь продолжал, Сплываясь в горизонт Нездешней муки нежности... Ответь мне : кто я? Твой верный Петер ждет... 29.5.95г. |
.. М | не выснилось ( сон - мысли призрака), - Что мы сосуществуем В равностоящем мире. Равно-от-стоящем. Как пара чаек взору моряков, Как взгляду астронома - звезды, Имея бездны лет между собой, И, все ж таки, сливаясь с некой сферой, - Равностоящей, равно-удаленной... Мне выснилось : поэтому суда Шарахаются нас по странным эпициклам, И скалы бестелесные, мелькнув На душном горизонте, нас минуют, - Что там они. А мы с тобою - здесь, Хотя и разделенные веками И расстояньями , Но слитные - для них. Одних созвездий черточки и лики... Я помню там, - В низине, центре, дне, Где вывернуто небо наизнанку Нелепой перспективой взгляда ввысь, Случалось, что две чайки, подлетая Друг к дружке, разевали клюв, Крича о чем-то резко и невнятно... И, значит, есть надежда, если воздух чист От берегов И времени. Дай знак мне! Любая птица - Знаю! - будешь - ты, Равностоящая. Дай знак! Твой верный Петер ждет... 29.5.95г. |
...М | ы жили просто. Просто. Как могли. ...Валился ветер на траву теленком. Брел полем раб с мотыгой на плече И, хмурясь, обрывал зеленые метелки. Садилось просто солнце... За рекой Тянулась песня, слов не разбирая... В триклинии - лежачий разговор Кидался в чашу медленным самоубийцей... И статуи, прищуривая глаз, Кивали - на порог библиотеки... Там жило все своею - зыбкой - жизнью, Где нежный перст заката заводил Учет заглавий тонкошеих свитков, Как - ждущих вольности морщинистых крестьян. И выпускал на свет песьеголовых монстров, Заботливых волчиц и мстительных богов. И люди - съеживались до размера точек, И прятались по трещинкам в пергамент, И накопившись там, выплескивались в буквы Истории, разительной в величьи, И - рассыпались, точно палочки для счета. И - не сходился счет. Все мертвых было больше, И - предсказания калечили живых... И вновь Закат задумчиво сдувал Последних строчек пыль. И уходил, печально, Рукой усталой тогу подобрав. И лес - казался стадом великанов, - Себя казался много выше ростом, И повилика - словно варварский лазутчик - Бесшумно отворяла двери в сад. И тот вдруг лаял сонною собакой, А ночь хозяйкою гасила этот лай Стелила одеяло темных дрем. - И вновь я засыпал в библиотеке... И снилось мне, что - гений-покровитель Ходил всю ночь под окнами, гремел В свой тихий колокольчик, слабо напевал, А может - просто звезды задевал случайно... 4.4.94г. |
...Я | снова здесь. - Где море лижет скалы Доверчивым щенячьим язычком... Рыбачьи лодки спинами чудовищ Морских чернеют влажно на песке, Как будто обессилев от скитаний, И взбив у линии отлива скользкий ком, Устраивают ложа, иодный запах - Усталости качает колыбель... И в снах их - словно клоун по канату Бредет корабль, бледнее облаков, Через пролив, трепещет парусами, - И вздрагивает, слыша дальний рев Голодной Сциллы с мордами на брюхе Или - Цирцеи сыплющий смешок... 4.4.94г. |
Н | ет, я - не плачу, Аттик, высохла душа. Философов развертываю, соглашаюсь, "Да, да!" - шепчу, и палочка - скрипит, И летаргия слова длится, длится, длится... Прости же беглеца! Тебя мой сонный вид В обман бы ввел, останься я с тобою. Меж тем, я - в скорби... Только эта скорбь Иначе пишется на нашем языке, чем горе... И я хожу частенько в ближний храм Блюстителя гармонии вселенной - Ворон прикармливаю крошками. Они - Особенно один - с лукавым блеском бусин Каких-то неподвижных глаз - как будто знают что-то И силятся сказать. Но бог их - в них нейдет. А только рядом всколыхнет Внезапную в носилках занавеску, иль в море шевельнет Блестящим плавником... Он - тих. Он знает все о смерти. Убийца и спаситель. Мир... А что же - я? - А я - сижу весь день на берегу обрыва. Здесь солнце так печет и так солен пассат... И рой ворон, взорвавшись ввечеру, крича, Уносит небо черное все дальше. Уходит бог... Тогда я задыхаюсь, милый Аттик! И - убегаю в лес. Там - в тьме стволы скрипят, Скрипит моя рассохлая душа. И вечером таких тоскливых нот, однажды я постиг, Что дочь моя - вот здесь! Вот здесь - среди ветвей! Такой же воздух чистый - ты знал ее - ее душа чиста - Такой же горький плач цепляющих одежды веток... Я был почти помешан, друг! - Всю ночь В беззвучном исступленьи искал ее я в чаще - не нашел... Все рядом - где-то рядом словно мелькало ее милое лицо, И в скрипе пересохших вен струился ее голос... Я пытался молиться и взывать, - Но этого святого полубожества - моих ли слов Достигнет лепетанье? Я умолял деревья - отпустить ее Из плена своего хмельного! - Качал главами лес, теряясь в черноте, - И открывал бесстыдство канувшего неба! Куст жалобно шептал : "Пока ты - здесь, я - здесь! Всегда! Всегда..." - Я вслушивался, впившись всею Надеждой рук в стволы, чтоб не упасть ничком... Меня нашел слуга - один из тех, кто ищет Хозяев, и - находит в чаще злой. Мне говорят, я спал почти два дня. - Мне снился этот лес. Мне снился этот голос. Мне снился сон. Мне снилось божество. Мне снился дивный храм с проросшими стенами. И этот храм был лес. И голос тихо пел... Мне снилось как печаль в треножнике мерцает, И девушка-служительница у огня стоит... И так ее лицо знакомо - словно По имени назвать... - но в странной немоте Я слушаю и слушаю - и песня Стирает свои звуки за собой... И только напоследок - как будто золотом на призрачном песке: "Мы здесь. Мы - лес, где неба - нет, и тленом под усеян!" "Мы - божество, которым дышит жизнь!" ...Свет... Пыльный свет и пыльных сочинений Светящие края. Клеанф и Эпикур. Последний день великого Катона...Бахрома...Пергамент... Почти - рожденье вновь. Но - страшно в этот лес пойти. И вороны кружат, кружат над храмом Аполлона И так же - не сойдут все небеса на лес, Там где-то затерявшись - в черных крыльях... Что делать мне, скажи! - построить героон?.. |
Т | ебе, Помпоний - как последнему из тех, Кто мог понять нетвердый слог мой В года сомнений - последнему в живых. Мой Аттик! Прошедших дней рассеялся горячечный туман. Рассеялся туман над съежившимся морем. И сегодня, сойдя на берег с влажных скал, Я ждал восхода солнца, как изгнанник, Еще не оторвавший свой позор от родины позора. Мой Помпоний! Всю ночь - кружили вороны. И нагло у меня Один стянул с лица кусок неплотной ткани, Которым я скрывал ночное бденье... Друг! Забудь слова моих чудовищных творений! - Вот здесь - на крайнем берегу земли - Иначе - перспектива римских статуй В неискренности рассуждений о судьбе. Судьба!.. Игрушка - и призванье! - Ступить на палубу да отогнать ворон! Судьба - еще вчера имела два лица, А нынче поглядела ликом сына, Которому не суждено ... Я - римлянин, мой друг, А значит, - скальный житель. Выйти на свободу - Всего лишь заменить пещеру на мешок И на пещеру - большую размером. - Так думал я. Прости меня. Я лгал. Я врал о ликах божества, о долге, об отцовстве - Все то, к чему я прикасался - ложь. И вот сегодня - Чужой, несвойственной отцу ногой, Ступил я на песок. Как переменчив мир! - Еще вчера земля так робко вглядывалась в дали, Желе из водорослей не несло ноги, И за витриною туманного заката Гетерою ума ждала меня афинская премудрость!.. Всю ночь - я плакал, Аттик, милый мой, И в первый раз я не боюсь в слезах признаться - Бывало, над листом так сладостно лилось, Когда оплакивал я родину и бога. И думал - их уж - нет! - Как думал целый Рим, что плакать - лишь риторики фигура. Ночь - сыпала дождем. Шептала укоризны, Кидая свой упрек в холодный камень. Я порвал свои листки, холодною рукой Царапанные там, в нелепом раздраженьи. - Последняя попытка стать жрецом ума, мой друг, - Бесславна, как любая ересь... Восход почти настал. В каком-то исступленьи Я выбежал на свет. Помпоний! В третий раз Пытаюсь обяснить! - Рука так медленна! Хоть голова - ясна, как этот чистый день! Кому сказать вчера, - что в корчах грозный ритор коленнопреклоненно будет на песке стоять, Бессмысленно размахивать руками И что-то голосить, одновременно как вдова и парка! - Бред!.. Безумье - грех, Помпоний! Я это говорил - и это лишь -не ложь Безумие - оставить след в песке, Такой же ненадежный, как в сенате имя, Такой же обреченный, как в проскрипциях Помеченный заглавной буквой! Я Упал лицом в песок. И вдруг песок расцвел Невиданным восходом нежности и боли! Впитав весь свет. Все чудные зрачки восставших солнц Цветы и скалы, резкий запах йода, и - зрение - мое! И клекот птиц, и обомлевший слух мой! И весь - взорвался вдруг, тугое источая зренье, И вытянулся, словно трепетные пальцы, Навстречу солнцу влажно распускаясь С утесов земляных - щеки - моей! Моей! Помпоний! И становился мной! - в безмолвном изумленьи! И голос возвратился свистом ветерка легчайшего... Как твердо встал я, друг мой! Я теперь - Атлант, Поднявший небеса, упавшие во время основанья Рима! Как дышится тебе теперь - единством бытия? -- Но ты - дышавший мной уж столько лет - наверно не заметишь Подмены имени приятеля - вселенной. Поэтому - тебе: Поверх складного столика как дивно вижу я С вершины черепа - вот этот холм - мой череп - Мои глаза ворочают два солнца. Воздух и вода Терзают мои легкие. И соль морских обозов вьется Меж век моих в мохнатых вычурных деревьях... Друг мой! Моря за краем каменеющей щеки - Всего лишь слез моих разжижица надеждой. Кто стал Землей - уже не убежит: Попытка убежать - обрушит небо На ставшую вдруг беззащитной плоть. А значит - на тебя... Ведь, Аттик, ты да я Всего и есть в Италии, еще одушевленной этим состояньем... Бежит слуга, размахивая палкой Для убедительности громких криков. Весть. Я знаю - Та. Побудь же мной, мой друг, Пока иной я - мертвыми воздетыми руками Еще попридержу тяжелый тучный свод, Чтобы успеть проплакать черным высям Не на бесплодный камень - а вот в это тело вот, Что стало родиной - как было Цицероном. Последняя слеза - тебе. Теперь я честен... Второе я твоей родной земли, сам у себя - На кончике мизинца... 2.4.94. - 18.10.94 |
Т | ы - жива... На последнем перроне - Ты сошла, чтоб утешить мальчишку, Что рыдал на скамейке синей На последнем пристанище жизни. - Я жива ! Вот, ты видишь буквы, Что руки моей теплой касались, Видишь листья, что я поднимаю С посеревшей земли... Почувствуй Этот запах!.. Ребенок верит И к руке, наполненной хрустом И теплом, прижимаясь, смеется, И смеются теплые ромбы Августовского солнца, грея Ноздреватый бетон. - И частью Там, на Станции Назначенья, Частью - здесь, на ветру тревожном, Ты сама себя убеждаешь, Что не поздно сказаться живою, Прятать тело за поворотом Или - облаком, или - буквой. - Если облака или буквы Можно телом теплым касаться, То - не все ли равно, чье - тело, Если бренное братство бродит В его жилах? - Уйти ты смеешь, Лишь оставшись, дитя прижимая, И лицо в холодном оконце Опустелого вдруг вагона Отрешенно и безучастно, А рука тепла на перроне... Может - так и любовь - и жалость Остаются нами навечно, И единственное прикосновенье Нарушает все расписанья. Человек остается теплым. Остается живым любовник И, целуя, запечатлевает Постоянство свое земное, И следок этот тонкий вьется, Прикасаясь иными губами К следу теплому - к иной - коже, По-иному нежному ночью - Той же самой, с тобой, с живою... Или...- Страшная эта догадка Не дала мне уснуть сегодня - Или это лицо, тоскливо Прижимаясь к окну вагона Холодящей щекой, - последним Взглядом смотрит на мир остывший? Может - времени нам не хватило На - такое - братство, и может, Все закончилось раньше братства?.. Даже камни лишь кажутся вечностью... И история прекратилась, И фанатики не успели Распознать условленных жестов? Не нашли в лесах следопыты, Не прищурил веко охотник, И дрожащая не упала Плоть от плоти С ветвей пугливых, Умываясь теплою кровью?.. Может, времени - и не хватило? О! КАКАЯ разлука настанет! ...А надежда смеется, не веря, А надежда свернулась комочком Возле сердца, пушисто грея... Мы приходим как первоклашки В новый класс. Пахнет свежая краска. Незнакомые бродят люди. И иное знанье вступает В любопытное тело... Под вечер Ты идешь домой потихоньку. И знакомая эта дорога Смотрит вдруг отчужденно и сбоку. И свое отдавать не желая Первородство, плачет ребенок, И ему говоря: Я - живая! Ты выходишь на полустанке... Но ведь это - не все... А если Кроме этого любопытства, Утешения этого кроме И испуга кроме этого Есть - иное?.. - Ведь я не плачу, Как, бывало, лилось над страницей, А в какой-то туманной грусти Я пугаюсь пройти поближе - И дежурю всю ночь над книгой Пустотелой, - и этим ритмом, Столь знакомым, читаемым свыше, А не прозой, что недоступна Разумению Их присутствья, - Но не столь знакомым, чтоб слышать, Ощутить свежий вкус, и рифмы Острие пригубить, - я тоже Опасаюсь излишнего братства И чту меру?.. И, знать, ребенок Еще более бестелесен... Утешаешь ли ты живого, Ты, живая, сошедшая с поезда?.. |
И | так, как в яблоке, стремительно от нас растущем, Нам остается долька золота и вкуса, Нам остается осязанье цвета В картинах под старинной поволокой - Являющихся, все-таки, воронкой, Стесняющей и вкус, и чувство меры, Нам остается золото сечений, Растущее помимо осязанья, Помимо солнца куполов, помимо Фигурок белых, каменных цветов... Не чудо ль - что рука готова к воплощенью? Сажаем дерево - и яблоня цветет, Кидаем семя - и дитя родится, Родителей почти не узнавая... И так - выходят города иные. Почти помимо нас - Помимо нас... помимо нашей славы кособокой, Восторгов наших, Зрения И - боли Растущие - помимо нас... И - все же- Как в яблоке, стремительно от наших Отпрядывавшем рук - в иное прорастанье - нам остается вкус и золото налива... Что - знают эти руки - мимо нас? помимо ночи нежно соловьиной, Помимо тяжких сонных белых глыб,- Чем добыто пространство роста - мимо? - Как не руками этими?.. не чудо ль Чудо... И тонких ожерелий на плечах Награда виснет, влажно каменея, И белые фигурки смотрят скорбно - Почти как мы - На наш названый мир, Спиною чувствуя - иное прорастанье... Стена струится, рассыпаясь в прах... Приходят скрепы, снимки, слепки, буквы, Плоть к плоти прилегает, разрастаясь, Как волосы на голове Горгоны, Слипаясь ужасом, И шевелится алчно... Марионетки узнают сквозь маски, Веревочки - исходное движенье, В объятиях горюют тихих, Даря друг другу осязанье плоти...- Но час приходит - Тихий. НедвижИмый. Все возвращается. И яблоко нам дарит Свой терпкий вкус и вяжущую душу, Как будто, на границе задержавшись... Все - возвращается, Не в силах оторваться От жалких жидких лип, Кленовых самолеток, От запаха коры И от камней, нагретых Печально возвращающимся солнцем, От взглядов наших, От скамеек мокрых, Не - делится, как лезвием на дольки, Но отдает земле - земное... Кто-то, Быть может, держит там, За горизонтом, За диском солнца Пламенной короной Иную часть, Не принимая мысли В такой же трате И таком же росте... И к нам - выходят тени... И качаясь, Стоят под липами На том же старом месте. И осень разбивается о крыши Пустых, открытых настежь, комнат смеха... И медлим мы : Как прорастет незнанье, Неведенье? Кем мы себя увидим В яблонях нездешних?.. |