К первому тому
Ко второму тому
К третьему тому
К четвертому тому
К пятому тому
К седьмому тому
Silver Rose
Избранное . Том 6
О стихах
Какие б ни были, а все они – мои:
от важной до случайной самой строчки,
от букв заглавных до последней точки,
от равнодушия до пламенной любви.
Что б ни писала я – все это обо мне:
от смеха до надрывного рыданья,
от обвинения до стона оправданья,
от отречения до истины в вине.
Мне переделать их, точней – переписать, -
все то же, что судьбу начать с начала
ту, где любила я и где всегда прощала, -
от первой Аз и до последней Ять.
* * *
Господи! -
и не спас. -
Видимо, не с руки.
Кто теперь против нас:-
други или враги?
Что теперь за спиной:
город или пустырь? -
Ладно хоть ты живой. -
Только глаза пусты.
Память смешала дни. -
Будет ли новый бой:
будем ли мы одни
вновь против всех с тобой?
Или отмерен нам
только спокойный век?
(Было ведь! - девять грамм,
хрусткий под спину снег,
крик поперек небес,
смерть и вороний грай.
Но ведь ты жив, ты здесь?!) -
Господи, не мешай!
09-10.09.99г.
*****
Пригвождена к позорному столбу.
М. Цветаева
Она любить идет!
Пригвождена. -
Твоими бедами
и неприятием твоим -
пригвождена -
толпой, соседями
за все, что непонятно им. -
Ходила, как за подаянием, -
всю душу вкладывая в горсть.
Дарила только понимание, -
навстречу в каждом взгляде - гвоздь.
Смотрела, как вершила таинство:
скрещенье носа и бровей,
и губ суровое неравенство,
теперь подаренное ей, -
веселой жрице двоевластия,
что и подруга, и жена. -
Смеетесь вы. С ладони на стену
я смехом тем пригвождена.
09.09.99г.
*****
Мы вошли в этот замок из дождя.
В. Пресняков
Я здесь - под проливным дождем,
ты - там, где пасмурно, но сухо. -
Нас разделяет только плён-
ка, шепот на пределе слуха. -
Мы - врозь, но руку протяни
и ты моей коснешься теня.
Я разделяю твои дни,
ты - только дни моих рождений.
Водораздел - черта, дождя
означивающся контур. -
Им отделенный от меня
мой силуэт ты видишь только. -
Случайный жест, нечеткий штрих -
все размывают ливня косы.
Так исчезают стаи рифм
при первом появленьи прозы.
Пусть тихий вздох - ни звука сквозь
воды упрямое молчанье.
Когда б ты знал, что пропуск - слез
твоих тепло случайных.
*****
Остываю к тебе, неосознанно, но остываю,
а когда сознаю, то поймать себя не успеваю, -
остываю и, словно душа, от тебя отлетаю
и не знаю какой ты со мной, никогда не узнаю. -
Но запомнится осень и листья в поломанном ритме
и старанья и тщетность придумать хотя бы молитву,
и полоска заката и проблеск луны еле видный,
и над всем этим - чувство того, что до боли обидно:
проводить - в одиночестве - рядом с тобой каждый вечер,
нервно спички искать, чтоб в подсвечниках теплились свечи:
для разлуки они будут таять уже, не для встречи. -
И опять обнимаю твои отчужденные плечи,
остывая к тебе, как в ответ твоим снам, остывая,
а что сны были раньше другими - о том забываю,
и лишь другом тебя, своим другом больным называю,
а какой ты со мной, кем ты стал бы со мной - не узнаю.
*****
Благодарность
И вот теперь, когда мы далеки,
могу сказать жестокое "спасибо", -
не думать о тебе, под лампой сидя,
и не узнать касания руки.
Могу молить: "Господь, благослови -
всю жизнь его и той, случайной, жертвы,
которая, не ведая об этом,
так смело шла под нож его любви." -
Ты преподал мне Каина урок:
не верь тому, кто плоть твоя от плоти,
от сердца стук, твое крыло в полете, -
изменит он в тяжелый самый срок, -
он не снесет отчаянных даров. -
Благодарю! - Когда б не ты, едва ли
мои слова другого задевали. -
И не умела б я писать стихов.
*****
Клену
Все такой же упрямец: зеленым,
не жулающим сдаться зиме,
без сомненья красивейшим кленом,
ты стучишься в окошко ко мне. -
Что ж ты думал, что я приревную
к той березе, что рядом растет? -
Хоть целуй, хоть люби, -я другую
не приму, будь уверен, в расчет. -
Об одном я тебя умоляю:
никогда не сдавайся зиме. -
Ведь тебе одному доверяю
моим спутником быть на земле.
14-17.09.99г.
*****
"Цветам полезны холода,
любви полезны расстоянья."
Растениям полезны холода. -
А мне, твоей любви с повадкой птицы,
так страшно будет, милый, возвратиться
в холодные чужие города. -
Но - ты мне отказал в уюте стен,
в своем гнезде и даже в тонкой клетке
и приказал свободной быть и редкой. -
Пусть будет так.
Я - буду.
Но - зачем?
*****
Под седлом
И... - по кругу, по кругу, по кругу -
вырываюсь, чтоб снова попасть
в колею, где вся близость - подпруга,
не дающая всаднику пасть
под копыта. - Копыта, копыта -
перестук в перезвоне подков. -
Что - свобода, когда позабыта
даже воля. И всадник готов
только холить и холить. - И холить,
шпоры нервно вонзая а бока:
хватит, милый, скажи мне, доколе
будешь сбрасывать ты седока?
*****
"Все мои любви были в какой-то мере первыми
и, преимущественно, до гроба."
Ю. Коваленко
А вот теперь уже, когда мне все равно
насколько ты
ко мне
неравнодушен,
я наблюдаю жизнь – банальное кино, -
как изнутри окна: сквозь вьюгу или стужу.
Ты можешь сам не знать, но мне, увы, видней,
что каждый день со мной тебе все больше в тягость. –
Я нынче поняла: не будет в мире дней
способных нам вернуть придуманную сладость.
Мы выбрали мечту и растворились там,
мы создали себе мир наших встреч, как сказку,
и, мне казалось, я на свете все отдам
за то, чтоб никогда не открывались маски.
Но – как же не забыть! – у сказок есть конец,
особенно у тех, которые навечно.
И нам с тобой уже не совместить сердец
и не пройти путем влюбленных –
звездным
Млечным.
24-27.09.99г.
Питерской подруге
Ты – мое отражение сильное,
ты – мой северный хрупкий цветок,
ты и море мое темно-синее,
и холодных небес лоскуток.
Ты – умнее, а, значит несчастнее, -
больше видев и больше узнав,
отделяешь от общего частное
и не веришь в надежность дежав.
Ты – мое отражение старшее, -
отражение утром зари. –
Ты на краткую милость монаршию
так похожа, что сердце горит. –
На извечную славу державную, -
мне гордиться тобою всю жизнь.
Я –твое отражение слабое,
я след-в-след за тобой, оглянись.
****
Не вспомнишь
Мир обойдется без меня – вполне надежно и спокойно –
и через миг уже забудет мои разглядывать следы.
А то, что я всегда жила, как на протянутой ладони, -
не вспомнишь, не захочешь вспомнить на целом свете даже ты.
И то, что я любила жизнь и ненавидела бессилье
и так боялась немоты и одиночества вдвоем, -
все это, впрочем, как и то, что иногда тебя бесило –
не вспомнишь, не захочешь вспомнить, забудешь тем же самым днем.
Не суждено твоею быть, - из хрусталя алмаз не выйдет, -
моя судьба самой гореть, несчастливость – клеймом на лбу.
Но что умела я любить и не умела ненавидеть, -
ты вспомнишь, не захочешь, - вспомнишь, но только будет ни к чему.
*****
Гречаночка
Гречаночка, статуэтка, -
бел мрамор Каррарских ям –
тебя так ласкали редко
не принцы и не князья.
Красавица, танцовщица, -
изогнут лозою стан –
его повторить все тщится
влюбленный художник сам.
Пусть он не Буонаротти,
талантлив его резец:
тебя он одел... – напротив! –
раздел вплоть до всех колец.
Оставил лишь в кольцах пряди –
божественный водопад, -
откинула ты, не глядя,
всю тяжесть волос назад. –
Спокойна и безмятежна,
загадочна, словно сфинкс... –
Жаль, мрамор твой белоснежный –
всего лишь обычный гипс.
12-15.10.99г.
*****
Детское
Двое маленьких ежат
под кустом тайком лежат,
их иголочки от страха,
как осины лист дрожат.
“Очень я хочу домой,” –
говорит, дрожа губой,
младший ежик. – “Погоди-ка,
говорит ему другой. –
Наш суровый папа-Еж,
что на щетку так похож,
нас гулять не отпускает, -
пусть давно закончен дождь.
Так что, братец, не дрожи,
ветку эту положи. –
Вот промокнем и вернемся,
как большущие ежи.”
Двое маленьких ежат
под кустом вдвоем дрожат,
но под крышу, шалунишки,
воротиться не спешат.
19.10.99г.
*****
Сокол
Рони мне свое перо, -
мой сокол в высоком небе,
ведь где бы ты, ясный, не был,
мне любо твое крыло. –
За ним я пойду путем,
тем самым путем, что птичий,
где лебеди пару кличут,
где будем и мы вдвоем.
Купнусь в Полюби-реке
и вмиг соколицей стану,
и сброшу свою усталость, -
взлечу к тебе налегке.
Купальная эта ночь,
мой витязь, мой сокол ясный,
подарит другое счастье –
любимую небом дочь.
И будем –крыло к крылу –
встречать, что ни утро, солнце. –
Никто из нас не проснется,
ведь будет все наяву.
Рони мне перо, рони! –
Слежу за тобой с надеждой,
что сброшу свои одежды,
что будут крылаты дни.
*****
Галлея
Никого не люблю. И никем до сих пор не болею.
С той поры, как ушел, как отправил в свободный полет. –
Так уж было однажды: явилась комета Галлею
и исчезла из вида, чтоб понял зачем он живет. -
Появленье ее предсказали далекие звезды
и в века ожиданий слились одинокие дни. –
Он боялся всего: что она прилетит слишклм поздно
или днем проскользнет неприметною птицей над ним.
Но однажды сбылось: вспыхнул неба ночного отрезок,
в ожидаемой точке явилась булавка ядра, -
свет его был звенящ, неожиданно ярок и резок. –
То Галлея летела сказать астроному “пора”. –
Наступила пора собирать, как мозаику, ночи
и ловить волшебство на полслове обещанных тем,
наступила пора в телескопы проглядывать очи,
наблюдая ее приближенье к земле.
А затем
трепетать у распятья от мысли “она ненадолго”,
от сознанья того, что греховна сама ее суть.
И опять разрываться меж верой своею и долгом,
продолжая чертить уходящий в межзвездие путь.
И кричать, что – была ведь! – А нынче уходит, уходит!
Исчезает из неба, насквозь его все пронизав.
И мечтать, что вернется, шептать: “Возвращается вроде…” –
Так обманывать разум влюбленные будут глаза.
Но она распушит, как павлинье, свое оперенье
и умчится навстречу какой-нибудь новой земле.
А Галлео останутся сны и под веками тени
и желанье за ней по орбите ее полететь. –
Так и мы: ты – комета, с своею далекой орбитой,
я – пылинка, случайно влетевшая в твой разворот. –
Моя жизнь на две части твоим появленьем разбита
и теперь до конца ее краткий остался отсчет.
Ты ж, в орбите своей, непременно ко мне возвратишься,
но, увы, слишком поздно, ведь я – человечек земной. –
Вновь комета Галлея к земле по орбите помчится
разыскать астронома, Увы, не отыщет его.
26-27.10.99г.
*****
Себе
Не делая различия меж теми,
кто был тебе родным, а кто попутным,
ты редко различаешь полутени,
совсем не соблюдая промежутки.
Почти что одинаково покорна
бываешь ты словам чужих и близких,
не выбирая редкостные зерна
внимания к своей никчемной жизни. -
Горишь как будто, а на деле тлеешь, -
зажечь других самой не хватит жара. -
Единственно, что есть в проклятом теле:
умение простить и искра дара.
*****
Лес
Это буйство изломанных линий,
что до времени станет золой -
на поляне, лучиной, в камине, -
не желает расстаться со мной. -
Но луна сквозь сетчатку верхушек
разглядеть меня тщится в упор:
ей чужой в ее царстве не нужен, -
раз чужой, значит тать или вор. -
Лес живет своей шепотной жизнью,
непонятной ни мне, ни другим,
и качает на ветках пушистых
моих снов исчезающий дым.
К первому тому
Ко второму тому
К третьему тому
К четвертому тому
К пятому тому
К седьмому тому
Письмо автору
На страницу Скитальца
Гостиная клуба