Энн. Стихотворения. Том 2 


***

Мне кто-то пел всю эту ночь,
всю ночь мне кто-то пел,
то в страхе уносился прочь
и сладостно немел,
то торопливо лепетал
неясно и светло,
что сердца нежные лета
сомненье унесло,
что сумрак светел в тишине,
что невозбранна даль,
но вечно пить, бредущей мне,
бездонную печаль.
И ночь лилась через края,
и кто-то пел во мгле -
вдруг показалось мне, что я
всех старше на земле.

***
 
Как просторов непаханых первые всходы,
мы - побеги диковинной вольной породы,
нас трепало степными ветрами, но сроду
не изведали мы борозды.
И, ведомые к цели своей по наитью,
очень долго корней сокрывали развитье,
прочно с клубнем питательной связаны нитью,
над землёй разомкнули листы.
Но кому мы рожденьем обязаны кровно
и прорывом своим - похоронены словно,
перед кем мы всегда бесконечно виновны,
им свои посвящаем плоды.



***

Рояль зевнул, как утомлённый зверь,
протяжно охнув, пасть оскалил,
но приструнён и кажется теперь 
едва заметным в тёмном зале.
Мощь затаил и, приручённый, стих -
ведь сильные доверчивей других.
Сон воцарив в душе его косматой,
луна скользит по клавишам сонатой.

***

Ещё когда я маленькой была, 
я знала - все по мне звонят колокола. 
Их губы гулкие вскипали от тоски, 
облизывали рты шальные языки 
и ждали жертв... Недолго, видит бог! 
Но из людей никто понять не смог, 
что мне прочитан медный приговор 
и пытки их безбожны с этих пор.

***

Все тешимся собой, владыки теней,
мгновеньем упиваясь допьяна.
Уж мутен ум, качаются колени,
но ни одно не выпито до дна.
Из слабых рук выскальзывает чаша...
На счастье ли? Что было в ней? Бог весть!
И вечной жаждой жизнь сжигает нашу
мысль, что до дна познавший кто-то есть.

***


Дрожащий миф! Полна стремлений,
рвусь в этот склеп из хрусталя.
Тоской израненные тени
обожествляют и меня,
неведенья священный трепет
светиться заставляет всё,
сияние манит и слепит.
Едва лишь ветер донесёт
предвосхищённую примету
их появленья, я дрожу
и жадно устремляюсь к свету,
и страстный взор поднять стыжусь.

***

Дитя небесное, нет ты не рождена,
ты выплеснута, выстрадана, спета.
Всё, чем душа была напоена,
теперь в одежды бренные одето
и отдано твоим земным рукам.
Что? Ты дрожишь? Тебе одной здесь страшно?
Пришёл уже черёд расстаться нам
и ты ли не поймёшь, как это важно!
Сосуд пролился, он теперь пустой,
но он открыт для новых возлияний,
а ты меня покинь, господь с тобой!
Иди в тот мир падений и сияний,
оставь меня, усталую, в ночи,
твоя судьба сродни моей не будет -
таишь ты вечной юности ключи,
а я усну и солнце встать забудет.

***

Я снова затворяюсь, чтоб не пасть
в водоворот условностей и мнений.
Заветный пыл моих всенощных бдений
открыл одну лишь истинную власть.
Я слышу звук, я чувствую его.
Пусть кровь, вскипая, мчит его по жилам,
Спеша, спеша - Ах, только б сердце жило,-
а больше и не нужно ничего.

***

То никаким законам не подвластны,
в стремлениях до ужаса бесстрашны,
то к искренним порывам безучастны,
в бессильи чувств до низости продажны.
Мечтая о нелепости, дерзаем
на боговдохновенные прорывы,
среди плодов величия страдаем:
бессмертье знали, а остались живы.

***

Здесь ночи холодны и неглубоки,
и неподвижен сумеречный день.
Есть от чего изобретать предлоги ,
возвышенно оправдывая лень,
страдать от мук, неведомых по силе
и повод к одиночеству искать,
чтоб помнить то, что все давно забыли
и что никто не захотел бы знать.


***

Сегодня Вы печальны и грустны...
Что этой ночью Ваш покой смутило? -
никто не потревожил Ваши сны
и лишь метель под окнами бродила.
Сегодня Вам почудилось в тоске,
что кто-то близкий этот мир покинул,
и стон прощальный где-то вдалеке
беспомощное Ваше сердце вынул.
Кому-то нескончаемая ночь
свои объятья жадно распахнула
и разве Вы могли ему помочь? -
но до рассвета горечь не уснула
и небеса нависли, как укор,
и тусклым утром не утихла вьюга,
и Вы больны, как будто, с этих пор,
и бродит мысль по замкнутому кругу.
И вихрь снежинок бьётся о стекло.
Чей бледный призрак с ними хороводит?
Зачем поёт так жутко и светло?
Жалеет ли он Вас? С ума ли сводит?

*** 

Как раны гноятся долго, 
как слов для стенаний мало, 
как воешь ночами волком, 
чтоб только луна узнала 
мольбу воспалённой крови 
пролить, хоть и вместе с нею, 
рвов памяти ужас вдовий, 
но разве сказать сумею 
о боли людской и страхе 
на самом краю рассудка, 
о крыльев последнем взмахе, 
о том, как паденье жутко, 
о горя бездонной чаше, 
о тех, кто её испили, 
о немощи воли нашей, 
о сердца безумной силе.


***

Ещё предутренняя дрожь
бесплотные терзает крылья
и, затихающий, поёшь
гимн отступившего бессилья,
и лебединою тоской
живые содрогаешь души,
их вечно призрачный покой
последним откровеньем рушишь.
Но так безудержно легки
неумолимые тенета
и так внезапно глубоки
глаза отчаянного цвета.

***

Смеркается. День прожит неумело,
сон неокрепший за душой пришёл,
опустошил безжизненное тело -
и всё на свете стало хорошо -
проворно мгла заполонила своды,
созвездье бесов просияло в неё...
Сменю ли всё мучение свободы
на путеводность призрачных огней?

*** 

Стук подкованных секунд 
прокопытил день бесстрастно, 
вздыбленный клубится грунт, 
пыль осела в сердце праздном. 
Истоптав галопом гладь 
циферблатного манежа, 
не устанет гарцевать... 
Стойте! А седок ваш где же?

***

Чернел под томной влагой лет
туманный мост и тёмно-алый
вставал болезненный рассвет,
мерцали фонари устало.
В холодной мороси людской
ещё бездумный и прозрачный
Невой пропитанный покой
входил за солнцем в город мрачный.

***

И снова город призрачно глубок,
туман с реки вползает в переулки,
где страшен сердцу каждый уголок,
куда опасны тайные прогулки.

Но я спешу, немея и казнясь,
хоть в мутной мгле увидеть эти стены,
прочесть примет мучительную вязь -
наследье безнаказанной измены.

Что было то - исход или побег?
За будущим иль от ошибок прошлых?
Но здесь один остался человек,
совсем один среди ухмылок пошлых.

Как бы стремленья ни были чисты,
но больше нет спасенья от разлуки,
и небеса до ужаса пусты,
в нём бога нет и безысходны муки.

***


Всё было как обычно шумно, звонко -
беспечны все, пока однажды ночь
не отпускает в этот мир ребёнка,
которому уже нельзя помочь.
Всё для него чрезмерно и глубоко
и страшной сказкой видится ему
всё сущее, открытое до срока
его глазам, и сердцу, и уму.
Но он пришёл и он не мог иначе,
и каждый как-то странно ощутил,
что он пришёл, что это что-то значит -
и что-то понял, и других простил.

***

Был этот мир когда-то кем-то создан,
произошёл ли в схватке диких сил,
но каждому какой-то жребий роздан
и, чтоб никто из нас не возразил,
он дан подспудно в смутных вожделеньях,
зашит под сердцем, чтобы с ним в борьбе
зло находили лишь в своих сомненьях - 
и возвращались вновь к самим себе.

***

И взглядом мутным провожать
в последний путь свои сомненья,
за гробом будут дни бежать,
как дети - дети провиденья!
Оно со мной, его рука
по-матерински вытрет слёзы:
"Знай, плачут только облака,
былые вспоминая грозы,
а ты не плачь, небесных вод
уже полны глаза созданья,
что на печаль твою прольёт
любви застенчивой признанья".


***

Там плещутся моря зеркальные дали
и солнца осколки не ранят волны -
мы в этом эдеме когда-то узнали,
как чувства земные бывают сильны.
Мы молча божественный сад покидали -
по водам струился мерцающий след -
мы были спокойны, ведь мы понимали,
что смерти для истинно любящих нет.


***

 Под мудрым покровительством фортуны
ещё мы сибаритствуем пока
и душ людских перебираем струны,
но знаем твёрдо - плата велика!
Жизнь у судьбы - ходячая монета,
но нам-то это золото зачем? 
Хоть все скупы, никто не знает это,
и - как узнать, не жертвуя ничем?

***
        Абрамцево. 

Лес притихший словно заколдован
и дорожки катится клубок,
спешный поезд, точно был подкован,
вдаль умчал свой дробный топоток.
На пороге вдохновенной были
мы, как у волшебного ларца,
в робком восхищении застыли.
По бокам столпились деревца,
странниц очарованных встречая,
тихо перешёптываясь вслед,
каждое движенье примечая -
здесь особам сорным спуску нет.
Добродушно шепелявит речка,
торопясь нам что-то объяснить
и мостком выводит на крылечко -
здесь тропинки оборвётся нить
и усадьба сладкою дремотой
поглотит непрошеных гостей -
в ней заведено самой природой
издали веками ждать вестей.
Вот избушка на куриных ножках
сонно по совиному сидит,
в дикий пруд, задумавшись немножко,
тихая Алёнушка глядит,
и на страже заповедной рощи
замерли в дозоре до зари
тени древней затаённой мощи -
смотрят вдаль дубы-богатыри.
Верит сердце, греясь детской лаской,
что однажды эта тишь да гладь
оживёт и станет русской сказкой,
и придёт на землю благодать.

*** 

Кто вечность эту разложил на сроки - 
сегодня, завтра, скользкое сейчас? 
Кто разделил плотинами потоки, 
сплошной рекой текущие сквозь нас? 

Но до сих пор земные мерим доли, 
мним время так на части расколоть, 
Как если бы продлить и вправду в нашей воле 
своей судьбы отрезанный ломоть.

***

Эта ночь, как печальная частность
неустроенных страшных ночей,
но всё так же неясна опасность
и безудержна страстность речей,
а иначе и нечем утешить,
нечем душ безмятежность сберечь -
льнём друг к дружке, чтоб чувствовать реже,
как Дамоклов качается меч.