Л.ЛИК
Избранные стихотворения 2002 года
***
Я прошла бы сквозь день,
а тебе уступила
бедную келью с кленом в бездне оконной,
чтобы тень твоя в тесноте стены проступила -
отступающей в тень
фреской иконною.
Я бы тебе отдала - лет
тишину просторную,
чтобы голос вернулся - не твой, а чей-то,
чтобы он набирал высоту проворно,
как бегущая вслед
за далью флейта.
Я бы словам твоим-гонцам
освободила в тетради
строку, цветущую между нами границей,
я бы тебе уступала пядь за пядью -
до конца жизни, до конца
страницы...
***
" Помогайте звонари, я устал..."
Велимир Хлебников
Как рубец морозной розной ночи,
полумесяц венчиком из стали,
раскачаем Слова колокольчик,
звонари помогут, коль устанем.
Звук печалью разорвет улыбку,
укорит набатом, вещим, вечным,
язычок в нем - серебристой рыбкой,
голос не похож на человечий,
очертаньем чаши полузыбкой,
с колокольни-звонницы на площадь
упадет, и в трещине-улыбке
ветер - хриплый голос прополощет.
Звонари помогут, коль устанем,
нескончаем Слова колокольчик...
Полумесяц-ободок из стали,
как рубец венца морозной ночи...
***
Про то, что друг другу скажем -
не говори с другими,
под нежною пыткою даже,
узами связан тугими.
Ты знаешь - любовь, исчезая,
слова оставляет веские,
вслед за душой взлетая,
музыкой став небесной,
прощальным разбивши жестом
жизнь на неравные дольки -
в одной остывает блаженство,
в другой - пустота и только...
В той, первой, где были неправы -
бродили по далям эдема...
Теперь, уловленные славой,
не понимаем - где мы...
***
Свет мой, меньше, чем розовый,
день увенчает легко,
утром - изменчивой прозой,
ночью - извечным стихом...
Свет, что не может присниться,
свет, растревоженный сном,
из грубой слюды страницы
выдохнувший - излом
строки, что дарю на время -
тебе, чтобы мысли шаг,
из выси ласточек-теней,
вернулся к тебе, спеша,
став осторожной грёзой,
молитвою, что легко,
качнувшись кусочком прозы,
оканчивается - стихом,
остановившим время,
прошедшее над тобой,
чтоб мысли твои, как тени,
сошлись над моей тропой...
***
" А на обложке - надпись Творца..."
Велимир Хлебников
Голос твой шелковинкой-закладкой
в книге единой - о нас, в страницах,
там, где написано кратко и гладко
все, что о жизни нашей приснится.
Звездным вечером розно никнем
над чьим-то томом, мыслью непраздной,
читаем одну бесконечную книгу,
думаем вечно, прочтя - о разном.
Перелетает страница-странница,
клад охраняет граница-закладочка,
к вечеру тень от страницы сгибается
черным крылом погубленной бабочки.
Наших имен письмена голубые
луч подчеркнет ненадежной дорожкой,
судьбы из книг выбираем любые -
надпись Творца, прочтя на обложке...
***
День твой чужою улыбкой пронизан,
значит и мне - улыбнуться нынче,
чтобы капризной волной Моны Лизы,
день сошел с полотна да'Винчи.
Ясный твой вечер прошит чужою
песней, уколами слов по шелку,
праздно твоей овладевши душою -
чтоб моему рассказу умолкнуть,
чтобы овалом звука чужого
был черный шелк твоей жизни вышит,
чтобы к словам моим с неба ночного
стражник слов, осторожный, вышел.
День мой твоею улыбкою взвинчен,
сумрак - кольцом, жгутом анаконды,
чтобы с холщовой ткани да'Винчи
ночь ускользнула бы Джиокондой.
Ветер на круги чужие стелется,
в круги пройдя неразрывные наши,
все же - глагола усталого мельница
крыльями наших ангелов машет...
***
"Ты первый, вставший у источника..."
А. Ахматова
Ты - ангел, вставший у источника,
рисунок четких крыл двоится,
а я - лишь только ученица -
поющих слов строки проточной.
Мы в вечность шли тропой овечьей,
к стене, с часовнею надвратной,
родник с твоей сливался речью,
к молчанью не было возврата.
Свинцовый перстень врос подковой -
тобой подарен был однажды -
в твоем я заблудилась слове,
не утолив в пустыне жажды.
В приют короткий встреч случайных
мы шли овечьею тропою -
я сохраняю холод тайный
минут, отсчитанных тобою.
И не стираю впечатлений,
чтоб наших теней вереницы
прошли к источнику видений,
к началу родника страницы.
Где ты - источника хранитель,
двоится четких крыл рисунок,
а я - лишь ученицей юной -
послушных строк скрепляю нити...
***
"Я только запомнил каштановых прядей осечки..."
О. Мандельштам
Занавес неправедного дня,
в устном слове - ве'щая усталость,
та, что на губах твоих осталась
от янтарной сухости огня -
уст родных (отныне, навсегда,
сердца стук не делает осечки),
но качнется ночью отблеск млечный,
и на луч поймает взгляд - звезда.
Вспомнишь прядь каштановую крон,
вдоль проулка, где прошла ты, слева,
вспомнишь шепот в келье, шелк, да трон -
там на миг взошла ты королевой,
там пришел каштанов цвет на ум,
капор снега лепестков упавших,
шаг, от жизни навсегда отставший,
вечных мельниц, струн, да клавиш шум...
Занавеска праведного дня,
слово вещее уже сгорело в споре,
на губах придымленная горечь
от янтарной сухости огня.
***
Путь уступая мгле,
сладит с тенями день.
Склонишься ты, твоя тень
замрет на моем челе.
Жалит сердца цветок
пчела тоски, что легка.
Тень твоя - высока,
но достижим виток -
натянутой, как тетива,
итог подводящей строки,
верной движенью руки,
вздрог - и летят слова,
в твою склоненную тень
тоски направляя стрелу,
чтоб проступил сквозь мглу -
теням уступивший день.
Чтобы нашла исток
в сердце тоски пчела.
Чтоб моего чела
тенью коснулся цветок...
***
Уста разомкнув словами разлуки,
сердце молиться еще не устало,
не ослабели к усилиям руки,
жизнь страницы не долистала.
Весомы слова, что падут отвесно,
смыслом налившись, волнующе-точным,
к словам - обернемся птицей небесной,
к путям сновидений, воздушных, непрочных.
Вспомним, странник, о тех, кто не ищет
земного праха, как птаха беспечен,
словесные веси - его жилище,
и нищей - душа отойдет навечно,
тела темницу бездельем замучив,
в дали, где голос твой - тихой наградой,
ризу сшивает лучом летучим,
взяв рисунок с земной заплаты...
***
" Пусть идем мы разными путями..."
М. Кузмин
Мы шагов стежками
стушевать не сможем
даль... Забросим камень -
пламень возвратится,
над твоим оконцем
всходит осторожно
брошенное солнце,
над моим - садится.
Две неравных части,
счастье так двоится...
Надо мною - властен,
но и ты - мой пленник,
и любовь скупая слепо
возродится,
как из пены пепла,
опаленный феникс.
Скованы незримо
строками-цепями,
словно паутиной,
даль - пустое бремя,
образ твой, как Божий,
в ребрах, словно в раме,
даль осилить можно,
превозмочь бы - время...
***
У тебя - жизни хмель, да над каждым
цветком - шм'ели, у меня - оводы.
Жадною речью не утолить жажду
слова - но рада посланью-поводу.
У тебя - веселье июльски-лунное,
у меня - сосны, метели...
И строка, что плелась-вилась р'уном,
стала струн твоих тяжелее.
Но и ты не похож на нашедшего
хотя бы одну подкову.
А я - давно склоняю в прошедшем
известные нам глаголы.
И в час тот, когда воздается по вере,
и делом становится слово,
даже твоя скоба над дверью
зарастает овалом терновым.
И все же, в далекой твоей отчизне
я помню о тебе вечно -
не утоленная хмелем жизни,
но только - твоею речью...
***
"...и что прошли времена Паоло и Франчески..."
А. Блок
Луч солнца утра час установил,
отпела капля дальнего металла,
и разум-франт строку из Данта свил:
"Потом Франческа больше не читала..."
Страсть разомкнула створки ловких рук -
забыла, что вначале: вздох иль слово,
теперь лишь тень ее обходит круг
долгий Ада... Вслед за ней - Паоло.
А нам с тобой в каком кругу гореть? -
не предпочтем ли вечную разлуку,
ведь мы уже не сможем умереть
от страха и от нежности друг к другу.
И между нами траурно лежат
круги неодолимого пространства,
которые я пересечь должна,
чтобы обречь тебя - на постоянство...
***
Циферблат исколот - так опасны стрелки,
в полдень свиты, словно, в час разлуки - руки,
чтобы разбежаться в даль шажками мелкими,
чтоб до полуночи не догнать друг друга.
Так - не прикоснуться к твоему височку
мне, считая пульса - в сутках стук напрасный,
дни - над часовыми виснут - поясочками,
словно наши чаши - на высотах разных.
Ты стоишь, отринут, в старине нарядной -
улицы, как лица, вымыты до блеска,
семь ступенек лестницы семенят с веранды,
здешним продолженьем лестницы небесной.
Тени точек-ласточек бьются над карнизом,
чьи-то тени-статуи заполняют ниши,
я с воздушной почтой подожду твой вызов,
ты из двери выйдешь, как из жизни вышел...
***
Голос льется, за ним бы -
укрощающим зло...
Обнимающим нимбом -
прядей взрыв над челом.
От рождения вьется
над лицом цепь колец,
каждый волос вольется
в жгут - закатный венец.
Жизнь - карнизом по кругу,
в центре - Божьи уста,
но нанизаны руки
на уступы креста.
Все же - Божья порода
от рожденья дана,
но второю природой
ворожит сатана.
В сад распахнуты двери,
змей, развившись, молчит,
страж-апостол, по вере,
доверяет ключи.
Ты войдешь ты очнешься,
скрипнет дверь за тобой,
ты, как ангел, качнешься,
встав над чьей-то судьбой...
***
От стиха до стиха - в приметы,
словно жизнь - в летаргию лет,
словно вечность - в уют предметов,
погружен, безоружен, поэт.
От стиха до стиха умирает
строк строитель... Листы, черны,
словно дни, в гордыне сгорают,
не дождавшись дивных чернил.
От стиха до стиха белеют
на зрачках у ночи листки,
словно в райской пустой аллее
с древа-яблони лепестки.
От стиха до стиха - сквозная
ткань страницы знобится, легка,
и поэт, вычисляя, не знает
угол чистый строки-витка...
От стиха до стиха, словно к битве,
в строк кольчугу - вплетает мысль,
как святой, врачуясь молитвой -
чтобы слово вернулось в высь...
***
Когда ответом на вопрос
пробьется мысли шелестенье -
о днях, летевших войском ос
вокруг тебя, венца творения -
быль дней заучишь наизусть,
событий тень припоминая,
тогда качнется, вызвав грусть,
сей жизни стержень - ось земная.
Что жизнь? - рисуешь Рай, как тыл,
судьбу плетешь, считая петли,
припоминая, кем ты был,
кто был с тобой, чему - свидетель,
зачем перо ведешь смычком
по нитям строк разноголосых,
где меж волокнами, знако'м,
свет лет - ответом на вопросы...
Страшны ответы - войско ос,
чей шелест в жизни неминуем,
как дней, нанизанных на ось,
на зыбкий стержень, ось земную...
***
Ладонью пересеку
бездонную воздуха гладь я,
берегом времени по песку
перенесу тоску,
лунная ладья-
ладонь причалит к твоему виску...
Ладонь - колыбель,
в которой тепло
щеке усталой,
помнишь, к ладони влекло
голубей -
духов святых - из далей...
Помнишь, ладонь легко
разматывала клубочек-
путь к тебе, когда далеко
ты был, голубочек...
***
Не знаю - как поднять страницы парус,
на волнах дней качаться без весла,
забыть, что тень твоя судьбы касалась,
о давней помнить тайне ремесла
словесного - смесь плача и печали -
пророчествами радовать тетрадь,
забыв о горечи речей в начале,
что не сбылось - успеть в стихи вобрать.
Слов о тебе в Господнем лексиконе
не знаю - сколько, каково число,
ведя строку в торжественном наклоне,
и правя стихотворства ремесло.
Не знаю сколько слов - длинней, короче,
но ветви строк растут, сплетаясь в куст,
там ангел божий, там уста пророчат,
а без молитвы дом просторный пуст.
Но знаю я - высок поэта жребий,
когда, склоненного к застенчивым листам,
лишь узкая строка - его, на гребне,
возносит лихо к тихим небесам...
За гранью дней стоишь, страниц изгнанник,
а мне - одолевать разлуки зло...
Слова ведет на брань небес избранник,
и вымыслами - правит ремесло.
***
Я тебе посвящаю чуть родившийся шепот,
и у первенца-слова - твоей жизни черты,
в первой пытке звучанья слова неопытны,
в первом шелесте-гимне неумелы листы.
И шаги первой мысли неровны, пугливы,
тает капелька крови в свежей капле чернил,
но извивы строки повторяют оливы
той - изгибы, что помнит посол-Гавриил.
Я тебе возвращаю в затихнувшем гаме
караваны осенних, улетевших страниц,
твой - все кротче портрет, в позолоченной раме,
у подножья церквей - ризы ангелов-птиц.
Я тебе посвящаю чуть родившийся шепот.
Луч чужих городов, рядом тень твоя - пусть...
У страниц моих крылья подрезаны, чтобы
на родном языке - не плыла к тебе - грусть...
***
Дерево тебя в пути встретит,
даже если горизонт пуст,
и в рассеянной дали огнем засветит,
словно моисеевый куст.
Слово твое с тишиной ждет встречи,
речь обжигает прохладу уст,
молитвы забытой всегда вечен
неистребимый временем вкус.
Капля слова прошьет дробинкой
твою осеннюю тишину.
Молитва горбится горной тропинкой
в давно покинутую страну.
Ты вспоминаешь о ней между прочим,
стирая на зеркале дальний мираж.
Сквозь речь чужую твой слух морочит
навсегда выученное "Отче наш..."
Дерево детства тебя встретит,
даже если пуст отчий дом.
Сквозь окна разбитые дерево светит
дальней лучиной, свечою, огнем...
***
Одна на двоих - не велика беда...
Вечен Город, который вечно творим.
Над провалом цирка царит звезда -
но не об этом с тобой говорим...
Узел коллизий - Колизея петля,
шорох прошлого временем стерт.
В этих стенах стенали - Учителя,
и быть может даже апостол Петр,
подбирая к лучшему раю ключи -
а его поджидал перевернутый крест...
И в раю Петр слышит как петел кричит
и в раю он помнит предательский жест...
Посох сломан, зато осталась сума.
Пред церковной свечою душою горим.
Пепел Города - соль на семи холмах,
и далече от Третьего первый Рим.
Дальше нет земли - по которой ступать,
даже ели походка осталась легка,
значит строки мои потекут вспять,
и в себя их примет времен река...
***
Луч пролетает по ветке, как ветхий смычок,
и убегает в строку, в полотно, на бумагу...
Сквозь облака, ястребиного солнца зрачок
тянет из листьев последнюю ржавую влагу,
солнца зрачок теребит облака - ястребин,
луч устремляется вниз восхищенно и хищно,
чтобы склевать по одной эти запонки-капли рябин,
чтоб не осталось кровавого пятнышка лишнего,
чтобы ладонь оставалась пуста и чиста,
чтобы строкой ворковать над страничною створкой,
чтоб не узнали, от жажды уставши, уста,
как огрубели б они от оранжевой горсточки горькой,
чтоб мы с тобой, принимая осеннюю дань,
знали: утрата - случайной добычи изнанка -
чтоб перейдя бытия несравненную грань,
в гроздьях рябина тянулась на юг, северянка...
***
" Крест-накрест перечеркивала - имя..."
М. Цветаева
Имя твое на мгновенье
вспыхнуло и погасло.
Дали твоей дуновенье
доле моей опасно.
Строка моя, волоса тоньше,
ведет от тебя все дальше.
Печаль моя длится дольше,
я к смерти причалю - раньше.
Строки вздрогнули дугами,
стали, как жизнь, неровными.
Может, в моем недуге
имя твое виновно.
Об этом гадать не стоит...
Жизнь, до первого наста,
имя твое святое -
перечеркнет крест-накрест.
***
Береги
серебристую иву,
стереги
мой короткий путь,
одевая оковы Иова
на меня - обо мне не забудь.
Твоим словом
строки прострочены,
твоим зовом
просрочена
жизнь,
пусть пути тобой укорочены,
ты вернуться к ним - не клянись.
Ноты жизни намечены вчерне,
строки чертим, на доли деля,
захлебнулась земная вечерня,
но вечерняя
всходит земля -
той звездою,
что стала ответом...
Над водою
чаши-холмы,
те, которые первым светом
отделил ты от первой тьмы...
Офелия
За престол, ты, мой принц, был продан,
но тропа за тропой спадала,
мне цветы попадались п'од руку,
и из них я венцы сплетала.
Вдоль ручья без речей бродила,
нареченная, в черном платье,
и венки оставляла ивам
на ветвях, на руках, на запястьях.
Вкус речей искалечен и горек,
и ручья прозрачно объятье,
но меня ты любил так, как сорок,
сорок тысяч - не смогут братьев.
И в последний круг ожерелья
я вплетала лилии влажные.
Только кликни - и лик Офелии
отзовется в заводи каждой...
***
В кроткую роль вступая,
порою, душа без риска
подходит. Влага святая
глаз твоих плещет близко.
Порою вечерней увидишь
в глазах, освещенных скупо,
лампада плывет, иль Китеж
свой опрокинул купол.
Порой, будто слышишь стоны,
колокол, ангела трубы,
словно в глазах, от иконы,
крест отражается грубый.
Порой, сердце падает, падает
в глаза твои, не остановится -
там розовеет лампада
пред образом Богородицы...
***
Журавлино трубят
строки, взяв высоту.
Провожаю тебя
в свет, или в темноту.
Рельс веселая сталь,
да вагоны пусты.
я крещу только даль,
за которою - ты.
Осеняющий жест
вслед тебе - невидим.
Рельс над далями - крест,
сиз над рельсами дым.
Весть пущу, как пращу,
эхом - вздох пустоты.
Только даль я крещу,
за которою - ты.
Осеняющий жест,
воссияют кусты.
Охраняющий крест,
страж твоей высоты,
за тобою вослед,
как стрелу отпущу.
Даль рассеянных лет
из России крещу...
***
Жизнь коснется смытой грани
бытия - небытия,
твой отказ - уже не ранит,
нет меня, коль нет тебя.
Разошлись пути-дорожки
в пустоту и в высоту,
прощевай, мой осторожный,
на распутье пережду.
Одиночество не ново,
твой отказ, да мой каприз,
отыскать бы только слово,
что волной смывает жизнь.
Покружив, сгорела горстка
слов, летевших на огонь,
у тебя - чужие версты,
у меня - вослед ладонь,
вознесенная для жеста,
осеняющего даль,
станет свято - пусто место,
серебро покроет сталь
тех зеркал, что помнят тени,
час, свивавший их в одну,
у тебя - в провал ступени,
у меня - в твою страну...
***
Пост - тянется, словно дорога,
к пологим библейским холмам,
и смотришь на вещи строго,
и делишь - что дар, что хлам...
Молитва растет из печалей,
речами вознесена,
как вечность, или случайность
подкрадывается зима.
Прикладываются к иконе,
пройдя пустоту уста,
луч падает на подоконник,
и слово спадает с листа.
Все ловишь луча случайный,
далекий млечный укол,
страницу лечишь речами,
и мечешь свечи на стол...
***
"...заресничная страна, там ты будешь мне жена."
О. Мандельштам
В простор страны заресничной
уходим рука к руке,
на быстром, летучем, птичьем
легко говорим языке.
Уводимся в высь не по чину,
в страну без земных прикрас,
ангел со звездной лучиной
пастырем станет для нас.
В даль уходить не устанем -
сообщниками в любви,
облако храмом встанет -
на невинной крови.
Уходим по райским неровным,
заросшим травой путям,
кто-то лампаду в часовне
земной зажигает нам.
Свечу оставляем в храме-
облаке на крови...
Кто-то пойдет за нами -
сообщниками в любви...
***
"Что говорю вам в темноте, говорите при свете..."
От Мтф, гл. 10
В днях, обвитых лентой оков
победно-шумящих лет,
ты – видишься в тоге учеников,
идущих Ему во след,
в дорогу берущих пустую суму,
без золота, без серебра,
в дорогу, ведущую через тьму
по заповедям добра,
где, словно агнец ты - средь волков,
кротчайший голубь средь птиц,
ты – в грустной горстке учеников,
а я – в толпе учениц...
И все, что Он сказал в темноте,
при свете ты повторишь,
строка твоя подобна черте
над пропастью, где стоишь...
И я уже счет теряю годам,
где свет твой сквозь бытие
мне светит... Душу свою отдам,
чтоб вновь обрести ее.
Развернуты мысли твои в слова,
но взглядом о них скажи,
и я пройду с тобой поприща два –
до самой смертной межи...
***
Ворсом снежным в келье
нежно зарос порог,
на Никольей неделе
медлит в овале - Бог.
В Бога - тебе верится,
в голос твой - мне,
в зале овальном - деревце
хвойное, в тишине,
деревце жизни нашей,
срубленое вчера,
хвоя падает в чаши,
полные по вечерам,
скатерти строгая тога
тянется на паркет,
с темной иконы - от Бога
звездный исходит свет...
***
Странники мы, так задумал Господь,
по строкам торопимся снова -
к странице мысли тень приколоть
золотою булавкой слова.
Сталь иглы, или даль луча
равно осветит жилище,
лишь бы страница была горяча,
как царство которое ищем.
В вечности - жизнью оставленный хлам
станет хламидой мгновенно,
когда расставят по разным углам -
нас во вселенной.
Быль всегда превращается в боль,
хора превыше - соло,
пепел в ладони похож на соль,
сердце - звезды осколок...