Галина Давыдова.
Странные дни

Странные, странные дни...

На моих коленях, свернувшись калачиком - хвост к носу - спит теплый кот с тремя лапами. Окружающая суета не проникает в предназначенные для неё отверстия, люди и запахи проходят фоном, не касаясь ни одной струны. Сводит скулы от кислого джаза и тусклого света лампочек - рыбьих глаз на пластиковом потолке... Сумерки здесь начинаются с самого утра. Два часа до конца рабочего дня.... Всего лишь два часа. Еще целых два часа!...

Он сказал, что ему от меня ничего не нужно. Он не понял, ведь я спрашивала не об этом.

Все безразлично-пластилиново, мозг не реагирует на внешние раздражители, да и ни к чему – глядя в пустоту, не увидишь ничего кроме пустоты. Слишком много свободы и никаких мыслей по поводу того, куда ее девать. Можно зарабатывать деньги – в три, в пять раз больше шуршащих разноцветных бумажек – но у меня давно уже нет сил выдумывать, для чего ещё они могут понадобиться.

Болтая от скуки босыми ножками и время от времени неодобрительно поглядывая на кота, на правом плече сидит ангел размером с летучую мышку. Это ангел – наблюдатель, он временно подменяет на рабочем месте хранителя, ушедшего в отпуск за свой счет.

Скоро меня выдует отсюда сквозняком, понесет сквозь ветреный вечер и, словно серое перышко, мягко опустит в руки того единственного, кто уверен, что он – один из многих, того невероятного, кто может, не задумываясь, стряхнуть это перышко с ладони и уйти в лабиринт незнакомых кварталов, того невозможного, кому я могу простить все.

Держась за руки, по обеим сторонам проспекта медленно раскачиваются сонные тополя. Они тоже устали за неделю и ждут воскресенья. Деревьям можно просто ждать; мне же, чтобы по-настоящему воскреснуть, приходится умирать, и я умираю – размеренно, умиротворенно, истекая субботними мыслями, неспешно вырисовывая бекары ласточек, сидящих на высоковольтных проводах, неровной походкой добавляя неожиданные паузы в реквием весне.

Тот, кто мог бы петь, стреляет в прохожих холостыми патронами глаз и слышит лишь это собственных слов. Сорван голос, сорваны концерты, маски и цветы. Та, которая хотела слушать, собирает осколки позавчерашнего сна и верит только звучанию тишины. Первый год третьего тысячелетия, третья неделя первого летнего месяца, первая минута третьего часа ночи.

Приснись мне...

17 июня 2001 г.

Город | Звон

Письмо автору

В журнал

На страницу Галины Давыдовой

На страницу Скитальца

В гостиную клуба