Из первой книги
Н.Т.
***
Как и все, я не знаю своей окончательной доли
И, прижатый к нулю, и от мира так резко уйдя,
Я живу на стихах, как сердечники на валидоле,
Моих давних кумиров миры наобум бороздя.
Так от хилого света чужбины поблекли страницы!
Так подернулись тиной и память, и свежесть, и вкус...
Но любовью на круги своя эти книги, и строки, и лица,
И лета молодые в опальном сияньи искусств
Возвращаются! Милая! Словно подземные реки
Животворного солнца с дождем ощутили всевластный призыв,
В твои русла, стремглав, потянулось все то, что навеки
Чистым золотом заживо жизнь погребала в архив.
И своя от любви закипела словесная брага,
И свои из нее родились и пробились ключи,
И священнейшим трепетом снова прониклась бумага,
И душа превратилась в живое подобье свечи.
***
Клубок людских противоречий,
Уродства ямы бытовой ...
Меня лишают дара речи
И я бреду полуживой
Сквозь этот город суетливый,
Не замечая в нем красот
Ни зелени, ни глаз счастливых,
Ни прелести зеркальных вод.
Власть серости на белом свете
И пошлости, и косных схем.
О, только б никого не встретить
И не заговорить ни с кем.
Бреду - во взоре свет потушен,
А мыслей путается нить,
Как-будто собственную душу
Несу куда-то хоронить.
***
Мне хочется к тебе - туда, в японский дворик,
В тот день с двумя детьми, с травою и водой,
Где всё - полунамёк, но пристальный историк
Грядущего узрит прообраз золотой.
Мне хочется к тебе - на тот паркет и мрамор,
Куда впервые ты в тот день стремишь стопы,
А я спешу в тот зал - с танцующею дамой
В объятьях знатока средь праздничной толпы.
Как хорошо нам в нём - словами не расскажешь!
Тот зал вобрал в себя парижскую Москву,
Отверженный салон и флигель в Эрмитаже.
В нём упразднён сюжет пристрастием к мазку,
В нём дышится легко глазам - как их расширил,
Во взор вливаясь, счастья кислород!
Любимая! Каких бы в этом мире
Открыть не доводилось нам щедрот,
Я в этом дне с природой и искусством,
С двумя детьми, с любовью молодой
Хотел бы видеть неделимый сгусток -
Грядущего прообраз золотой.
***
На скамейке ночной, где звезда на фонарь,
Как красотка, глядит свысока,
Я курю и пытаюсь души календарь
Ворошить - от виска до виска.
Безмятежно деревья лысеют в ночи,
Смертоносную осень снося.
Я, к себе самому потерявший ключи,
По сгоревшей судьбе колеся,
Вспоминаю концовки забытых стихов,
Имена, отголоски, черты,
Искаженные временем лица грехов
И обид сквозь туман суеты.
Холодок отчуждения, иней и гарь
Черных дыр подъедают бока.
Холодеет скамейка. Звезда на фонарь,
Как красотка, глядит свысока.
***
Пред тобой, как пред Стеною Плача,
Я стою с мольбою на губах.
Я хочу судьбу переиначить
Перед тем как возвратиться в прах.
Я испил Обиды и Печали
И Отчаянья хлебнул с лихвой,
Но, как Храм, тобою из развалин
Поднят был и снова стал живой.
Почему ж ты медлишь у порога?
Почему боишься в Храм войти?
Неужели всех невзгод итогом
Нам не лягут добрые пути?
Страхом и надеждою охвачен,
Очищая душу второпях,
Пред тобой, как пред Стеною Плача,
Я стою с мольбою на губах.
***
Ни к кому не прибьюсь, не пристану,
Душу всю об тебя изорву,
Но не стану залечивать рану,
Без которой я не проживу.
Из хожденья по мукам кумира
На излёте душа не творит,
Но приманок никчёмного мира
Отродясь ей милей алтари.
Пусть хлопочут о призрачном слизни,
Украшая пустые райки.
Боль моя стала признаком жизни
И подпиткой любви и строки.
Уповая на тёплое море,
На безветренный рай в шалаше,
Не забыть бы, что нету без горя
Никакого спасенья душе.
***
Не убаюкивай меня!
Я сам готов уснуть,
Разбив себя о злобу дня,
Чью не приемлю суть.
Не закругляй мои углы,
Боль чересчур остра,-
Пора развязывать узлы
Иль их рубить пора.
Невмоготу и невтерпёж
Закончить водевиль,
Где так просвечивает ложь
Сквозь декораций пыль.
Я не гожусь на эту роль, -
Другой всю жизнь я жду.
Коль нечем заглушить мне боль,
Я выберу беду.
Я допишу свой монолог
И, запечатав рот,
Взойду последней из дорог
На божий эшафот.
***
Сердце болит и дышать уже нечем почти.
Звёзды глядят, как родня на вдову на поминках.
Двери закрыты. И ложью покрыты пути.
Только глаза ещё нежностью дышат на снимках.
Море шумит этой ночью у окон твоих.
Рокот его долетает ко мне панихидой.
Выход из горла мучительно ищет мой стих,
Так заливает его черный дёготь обиды.
Что же петля ещё медлит на шее души?
Что не даёт ей стянуться до смертного хрипа?
Кто за отсрочку последние платит гроши?
Ах, не тебе ли сказать я обязан "спасибо"?
И говорю. И молюсь за тебя в эту ночь.
И отпускаю тебе все грехи подчистую.
Может, излётом тебе я сумею помочь,
Если не в силах помочь уже тем, что люблю я?
Горько и страшно, и музу колотит столбняк,
И от любви всё равно не могу я уйти.
Мрак заедает, хоть ночь и в привычных огнях.
Сердце болит. И дышать уже нечем почти.
***
Непредсказуема, как первая строка,
Непредугадана астрологом дотошным,
Изменчива, как в небе облака
Под безхребетным ветром суматошным,
Обманчива, как шорохи в лесу,
Как сполохи огня в ночной пустыне,
Похожая на белку и лису
Повадками и совершенством линий, -
Какою властью ты наделена,
Что так душа моя тебе верна?
***
Хоть любить тебя вроде бы не за что
После стольких измен и обид,
Я ещё подыхаю от нежности
И надежды сосуд не разбит.
Я ещё содрогаюсь от ужаса,
Видя страхи в любимых глазах,
И у Бога прошу только мужества,
Чтоб осилить недужный твой страх.
Трепещу и ревную, и бедствую,
И готов расшибиться в щепу,
И один перед небом ответствую
За тебя, за любовь, за судьбу.
Ко второму тому
К третьему тому.
От автора
Письмо автору
На заглавную страницу