Rara Avis. 
        Приглашение к переписке


 

 
     Так и жить — от письма до письма,
     событийностью числить сонеты.
     И не знать, что за шторою тьма
     догоревшей кометы.
 
 
*   *   *
     “Нет, солнце есть...”
     (из письма)

Нет, солнце, есть свои резоны
У писем, медлящих в пути,
Они, как шарик ни верти,
Всегда ко времени несомы.
Чернополосица узоров
(Наутро догадаюсь – строк)
Приснится, лишь когда листок,
Скитаньем длительным спрессован,
Лежит у ног.
 
май 2001
 
 

*   *   *
Мой добрый человек
совсем меня не помнит:
не пишет мне поэз,
романсов не поёт.
Жду писем на обед,
на ужин и на полдник,
весь день — наперерез,
и ночь —  наперелёт.
Мой добрый интернет
утратил чувство меры:
берёт по кружке в час
моих отборных слёз.
Чем заросли терней,
тем в звёзды меньше веры,
чем тише трандычасть,
тем более всерьёз.
Как видите, мой друг,
ко мне вернулись вирши,
нехитрые стиши
для праздничных рутин.
Колёсный перестук
приснился третьим-лишним,
всё переворошил,
всё недовоплотил.
 
дек. 2001
 
 
Приглашение к переписке

               М.Р.

           I

Письмо! Хотя бы полписьма,
хоть треть. Хоть две строки.
Что живы — знаю, дальше — тьма.
Несбывшесть береги.
Благодарю, как никогда,
за почту вне сети:
за право писем иногда
случайно не дойти,
за осязаемый конверт
(узрю, схвачу, вдохну),
за полувековые две
недели, за одну
страницу с Гойей пополам
(художественный трёп
про обычайные дела),
за то, что перелёт — 
случись — уже не возвратит
нас на свои круги,
но и не сбудутся пути
намерений благих.
 
 
           II

Так что ж — лирический герой?
Корреспондент, столь чтимый мной
(и вдвое старший — это к слову),
жил в мире с этою страной,
о ней не измышлял дурного,
уехал с сыном и женой.
 
Пока в Москве: не всякий год
пересекались, память врёт — 
я этих встреч не предвкушала,
но если пел — смотрела в рот,
гитара трио довершала.
Должно быть, в Штатах не поёт.
 
Теперь смешно искать ответ,
но несколько последних лет
зачем-то не были другими:
в грозу взойдя на парапет,
другое вниз швырнула имя
и, к счастью, не шагнула вслед.
 
Когда бы знать кого любить
могло б не пошатнуться “быть”,
и всё сложилось бы иначе.
Но — дважды в реку не ступить:
любовный долг сполна оплачен,
а здесь — совсем иная нить.
 
Люблю эпистолярный жанр:
восторг —  что руку не пожать,
а слово равноценно сути!
Нам не позволено решать
судьбу стоящих на распутьи,
ну а стихов — не избежать.
 
 
           III

Всё это ничего не значит — 
стихи свободны,
а посвящаются, тем паче,
кому угодно!
— И что мне остаётся выбрать?
— Размер и рифму.
— А прочее? 
                    — Как жребий выпал.
Не очевидно?!
Я здесь не властвовать пытаюсь,
но разобраться — 
кто и зачем меня пытает,
как не сорваться
на жалобный, на жалкий голос,
на “пощадите!”.
Осколки, поднятые с пола,
ещё разбитей.
Что — людям нужно разъезжаться 
за океаны?
Письму на почте отлежаться,
чтоб быть желанным?
Любить, но так, когда не ступишь
на выступ крыши?
Стихи — не тем, кого ты любишь,
а тем, кто слышит?!
Спускайся — если победил страх — 
пешком, без лифта.
В Москве письмо доходит быстро —
три дня каких-то.
 
апр. 1999
 
 
*   *   *
     Вызывает интерес
     И такой еще разрез...
       (Л.Филатов)

Ах, скажите, милый друг,
Как у вас там режут лук?
Здесь ножом всё, по-старинке,
При посредстве пары рук.
 
Окуная в воду нож,
Говорят, и слёз не льешь:
Нет ли мудрого комбайна,
Чтобы функциями схож?
 
Неужели слезный быт
Даже в Штатах не избыт?!
Нам без повода заплакать
Самурайство не велит —
 
Всему миру для потех
Хитрый наш менталитет:
Ножик в воду НЕ макаю
С телефоном тет на тет.
 
авг. 2001
 

 
*   *   *
Переставила компьютер:
стол и стиль — 
ностальгическим уютом
пахнет пыль.
Между клавиш завалился
мелкий сор — 
крошки писем. Заслезился
монитор.
 
дек. 2001
 
 
*   *   *
Окаянная бесприютность.
Небалтийские наши ветры.
Жжет ночных городов безлюдность
Сквозь крамольные километры.
 
Фонари в черной ряби пруда — 
Многолунь беговых дорожек.
Марафон в ожиданьи чуда.
Или блуда — одно и то же.
 
Если б это хотя бы осень
С узаконенной ностальгией...
Но живем, и земля нас носит,
Как намеренья — мы. 
Благие.
 
апр. 2000
 
 
Сонет
 
Плащ до пят и глазки долу,
Блеск очей и платья шорох —
В золотую эту пору
Средь немногих разрешённых.
 
Как пронзительно — не видеть,
А вдыхать на каждом шаге,
Растворяться — не приблизить
Рук ко лбу и губ к бумаге.
 
Щелкать фотоаппаратом,
Озираясь объективно...
Как приятно в час заката,
Чуточку сублемативно,
 
Седину не путать с бесом,
Проходя осенним лесом!
 
февр. 2000
 
 
*   *   *
За отсутствием Америки –
Очага цивилизации,
Обожает киска скверики,
Когда сумерки сгущаются.
По Бульварному – овчарики,
По Садовому – ГАИшники…
Фонари чуть-свет качаются,
Ощущая себя лишними.
Сквозьчердачно-переулочным,
Ей одной известным, методом
Проникать она научена
В бессезонье места этого.
И хотя обычно слякотно,
А порою даже холодно,
Здесь и осень – ненаглядная,
И зима – вполне пригодная.
Посидеть в развилке ясеня, 
Над понуро-мокрой лавочкой.
И махнуть на котовасию,
И умыться мягкой лапочкой.
 
февр. 2000
 
 

На заглавную страницу